Всякий инструмент изготавливать
надлежит с умением.
Тёмные воды Арно отражали сияние факелов переходящей мосты процессии. Крестьяне из пригородов бичевали свои грязные тела кожаными бичами и цепями, а их пастыри несли драгоценные реликварии с костями святых и щепками от Креста, извлечёнными из сырых церквушек, к неистово бьющемуся сердцу Флоренции. И точно так же горожане запрудили мощёные улицы и переулки Флоренции, освещённые диким пляшущим светом факелов.
Огромные тени прыгали и карабкались по растрескавшимся стенам домов, по обитым дверям и нависающим аркам на железные крыши, будто духи и дьяволы явились на праздник из тёмных своих владений. Миллиарды запахов, приятных и мерзких, витали в воздухе: жареное мясо, жимолость, памятный с детства запах свечного воска, требуха и моча, скот и кони, острый запах вина и сидра, и повсюду — запахи пота и надушенных немытых тел. Крики, смех, шаги, шарканье ног оглушали, будто волна человеческого прилива катилась сквозь город. Принаряженные шлюхи оставили свои кварталы между Санта Джованни и Санта Мария Маджоре и, так же как воры и карманники, смешались с толпой. Нищие цеплялись за пришлых провинциалов, вымаливая динары, и приветственно вопили, пропуская мимо себя красные carroccios[18] с алыми длинными стягами, запряжённые лошадьми в алых попонах. Купцы, банкиры и богатые цеховики были верхами или восседали в удобных колясках, а их слуги шагали впереди, руганью и грубыми тычками расчищая дорогу.
Леонардо пробивался сквозь толпу ко дворцу Пацци. Шум и безумство улиц отражали его собственное неистовство, и он шёл быстро, откровенно держа руку на рукояти острого как бритва кинжала — чтобы остеречь воров и тех, кто мог смеха ради пырнуть прохожего в живот.
С ним рядом шагали Никколо Макиавелли и Зороастро да Перетола. Никколо настоял на том, чтобы сопровождать Леонардо. Все остальные из bottega Верроккьо тоже направились к Палаццо Пацци, и драгоценное дитя, оставшись без присмотра, вполне могло само уйти на улицы разыскивать шлюх или беседовать с крестьянами.
Они продирались через толпу, пока не добрались до Виа дель Проконсоло и Палаццо Пацци, с лоджий и балюстрад которого свисали сине-золотые флаги. Дворец, с его рустированными по последней моде стенами, которые украшали медальоны с геральдическими крестами и воинственными зубастыми дельфинами — гербом Пацци — занимал целый квартал.
Шествие уже началось: Леонардо видел Пацци во главе с их патриархом, умным высокомерным аферистом Джакопо де Пацци. Пожилой крупный мужчина, он прямо сидел на спине статного, богато украшенного жеребца. Его сыновья Джованни, Франческо и Гильельмо ехали рядом с ним. Гильельмо был женат на любимой сестре Лоренцо Медичи Бьянке, что ехала позади в носилках из золотой парчи, окружённая свитой слуг Медичи со значками palle[19] и французскими лилиями на куртках; но, кроме этих ливрейных лакеев, никаких значков Медичи видно не было. Все Пацци нарядились в золотое и синее, а Джакопо надел камзол, расшитый золотыми дельфинами. Их грумы были в ливреях цветов Пацци, как и эскорт из шестидесяти рыцарей в тяжёлых доспехах. Шествие растянулось на милю, и казалось, что в нём участвуют все священники Флоренции. Священники и аббаты, монахи и монахини, все в чёрном и сером, как очищенные от грехов души, плыли в неестественно тёплом ночном ветерке. Они высоко держали тонкие свечи, чтобы не обжечь горожан; и мерцание свечей стало светящимся облаком, наподобие того, что, как говорят, плыло перед древними израильтянами, ведя их по пустыне.
Его преосвященство архиепископ дожидается Джакопо в Санти Апостоли, что рядом с Понте Веккио. Это была маленькая приходская церковь, не то что великий Дуомо, но её, по преданию, заложил Карл Великий, а дарохранительницу сделал из глазурованной терракоты Джованни делла Роббиа. Сам архиепископ держит кремни от Гроба Господня. В пышной церемонии он передаст святые осколки почтенному старцу.
Но предназначены они для Дуомо, храма, где будет ждать семья Медичи. Сегодня Дух Христов, который символизируют эти кремни, вспыхнет в стенах Флоренции, и чудесная огненная птица принесёт удачу счастливейшему из городов мира.
— Ты видишь Сандро? — прокричал Леонардо Зороастро да Перетола, одновременно покрепче прижимая к себе Никколо, чтобы мальчишка не потерялся в давке. Скамьи были переполнены — в основном женщинами и детьми, — и Леонардо никак не мог разглядеть Боттичелли.