Соборная площадь (СИ)

— Сука, жопу наизнанку выверну. Все, заканчиваем базар — вокзал, подойдут еще двое и начнем. Как раз будет самое время, никто не помешает, потому что заснут. Я пойду потороплю, а вы следите, ясно?

— Понятно.

Скрип снега затих. Я долго лежал не шевелясь, особого, животного, страха не было. Просто подумалось, что дверь и открывать не потребуется, садани покрепче ногой, сама отлетит. На одной палке, подставленной под ручку, держится. Надо было притулить еще что-то, тогда, пока они будут ломиться, можно в щель достать кого-то долотом. Я встал, перед глазами все поплыло. На дрожащих ногах добравшись до кухни, нашарил глазами еще одну доску от сорванного сантехниками пола. Вместо нее они присобачили новую. Подперев дверь, понял, что и эта дополнительная защита не поможет. Ну что же, знать пришла пора проявить мужское достоинство, не пристало подыхать молчаливым бараном под ножом мясника. Предки в гробу перевернутся. Дотянувшись до телефона, молчащего с самого Нового года, звякнул в милицию, сообщив, что в подъезде нашего дома затевают драку пацаны. Больше не хотелось представать беспомощным даже перед правоохранительными нашими органами.

— Когда затеят, тогда сообщите, — недовольно буркнули на том конце провода и повесили трубку.

Если бы сказал, что меня хотят убить, ответ был бы точно таким.

Менты приезжают после совершения преступлений, чтобы иметь возможность зафиксировать его, не подвергая свою драгоценную жизнь опасности. Иначе какой смысл бес толку жечь государственный бензин и трепать обмундирование. Затем дотащился до кровати, зажал в руке долото и приготовился ждать начала событий. В подъезде позванивала устоявшаяся тишина. Жильцы дома давно отошли ко сну, даже самые поздние любители американских боевиков. Неожиданно по ступенькам затопали быстрые ноги. Юношеский голос, тот, который перед этим оправдывался перед кем-то за окном, громко, с плачущими нотками, торопливо зачастил:

— Дяденька писатель, заблокируйте, пожалуйста, дверь. Скорее, скорее… они хотят вас убить… Дяденька, пожалуйста, закройтесь.

Дробный топот растворился на улице. Я не шелохнулся. Значит, меня, все-таки, уважают, коли решили предупредить. Ах ты, мать честная, пацанов вовлекают, зеленых еще. Твари поганые, приучают, мразье, и отвечать заставят их. Я закрыл глаза. Из темноты проступили яркие, как в американских клипах, молодые лица. Они начали менять выражение, словно пластилиновые, то и дело принимая различные образы. Страха абсолютно не было, наоборот, возникло любопытство. Картины возникали такие красочные, как на японских телеэкранах, что дух захватывало. Пацанов сменяли девчата, у которых тоже отрастали уши, носы, волосы. Лица превращались в неопасные звериные морды и снова обретали человеческие черты. Так продолжалось до тех пор, пока возле подъезда не зазвучали мужские голоса. Им отвечал испуганный девичий:

— Никого не видела.

— А ты что здесь делаешь? Ночь давно на дворе.

— Я… Я… Вышла подышать. Не спится.

— Никого, говоришь, не было?

— Нет. Может, раньше, я недавно вышла.

По порожкам застучали кованые сапоги. Двое мужчин толкнулись в одну дверь, в другую. Поднявшись по лестнице на второй этаж, постояли там и спустились снова.

— Значит, никого не видела?