Соборная площадь (СИ)

С опаской опустившись на жалобно скрипнувший стул, я отодвинул подальше по грязному столу закопченную сковороду. Ну что-же, коли судьба повернулась боком, уходить бесполезно, потому что начало положено еще до посещения этой квартиры. Не будь инцидента с уголовниками, она все равно подбросила бы какую пакость. От судьбы не убежишь. Бороться можешь сколько угодно, если есть здоровье и сила воли. Один хрен умрешь в назначенный срок от начертанного ею. Правда, один из фашистских главарей, крепко верящих в предсказания, когда цыганка нагадала, что он закончит жизненный путь на виселице, попытался увернуться от судьбы. Но все равно в девяностолетнем возрасте был удавлен в капитально охраняемой тюрьме. Пожить сумел. В застенках.

— Останься со мной, — попросила Светлана, когда бутылка опустела.

Качаясь, мы дотащились до кровати. Задравшаяся юбка обнажила темные прозрачные колготки с белыми трусиками под ними. Наверное, Светлана специально надела чистое нижнее белье, а может, до сих пор сказывается старая привычка. Несмотря на кружение в голове, вид его возбуждал. Слабыми пальцами женщина сама скользила по ширинке, пытаясь расстегнуть пуговицы.

— Я хочу тебя, — ловя мои губы, пьяно шептала она. — Хочу… хочу…

Стащив колготки с трусами с одной ноги, я расстегнул ремень на брюках. Разочарование не замедлило ждать. Казалось, до меня здесь уже побывал оставшийся нерасформированным полк. Весь. Даже курортная толстушка, минимум в два раза мощнее, представилась девочкой. Большая дыра между ног, прохладный колодец без дна и сруба. Сдвинув по прежнему полненькие ножки бывшей любовницы, подложив под круглую попку ладони, я попытался создать хоть какое-то трение. Немного получилось. Полные зовущие губы дорисовали эротическую картину. Минут через пятнадцать, изрядно вспотев, я все-таки сумел вытолкнуть семя. Приятного расслабления не наступило. Поцеловав меня в щеку, Светлана отвернулась к стене, решив, что доставила удовольствие. Через некоторое время послышалось тихое сонное сопение. Я долго лежал, вылупив глаза в темноту. Затем снял ее отяжелевшую руку со своей задницы и встал.

— Ты уходишь? — промямлила она.

— Да, мать волнуется. Как закрыть входную дверь?

— Прикрой и все.

— Могут ввалиться пьяные.

— Никто не войдет. Все равно…

Мороз на улице усилился. Пока добрался до дома, щеки задубели. Мать не спала. Открыв дверь, она вздохнула и направилась в свою комнату.

— Завтра воскресение, сынок, ты поможешь мне довезти товар до рынка? Володя обещал подвезти на своей машине, но вряд ли приедет. Дела, о матери вспоминает редко.

— Помогу.

— Тогда ложись спать. В шесть часов утра уже надо занимать место, иначе не пристроишься.

Показалось, едва успел коснуться щекой подушки, как снова услышал голос матери. Нагрузив две тележки ящиками с коробками, мы поволокли их на базар, который примкнул к одной из сторон огромного кладбища с древними крестами, памятниками и новыми железными пирамидками с пятиконечной звездой на вершине. Красных военных пирамидок было больше. Рынок уже шумел. Визжали поросята, мычали коровы, гоготали гуси, кудахтали куры, привезенные на продажу колхозниками из ближних деревень. Рядом пытались развернуться длинные рефрижераторы с Украины, с Белоруссии, нагруженные продовольствием и одеждой. Разложили свой товар челноки из заморских стран. Не Ростов, конечно, но выбор тоже богатый.

— Ты будешь покупать золото, монеты? — спросила мать, торопливо раскладывая на прилавке коробки с шоколадками, жвачками, пачки сигарет.

— Надо бы, но все деньги у тебя. Ты же на мои покупаешь водку с сигаретами.

— Триста тысяч только? — удивилась мать. — А говорил, что было пятьсот.

— Сто отдал Людмиле, дорога. В заначке всего двадцать пять тысяч рублей.

— Не обижайся, сынок, мне тебя кормить надо, поэтому и кручусь на твоих, — не оборачиваясь, тараторила мать. — Своих почти не вижу. То к Людочке с Томочкой поеду, то внуки сами пожалуют. Ты вот примчался. На все копейка, а цены сам видишь, как на дрожжах. Голова болит со вчерашнего? Связался со сраной дурехой, она кого хочешь споит.

— Немного подташнивает, — буркнул я. Доказывать, что это не совсем так, не было желания. Все равно у матери «коровы лятають».

— Иди похмелись пивком. На деньги.

— Не надо, обойдусь. Скажешь потом, что снова завелся.

— Разве я не права? Володька, паразит, если бы не жена Валя, тоже запил бы. Спасибо, еще в руках держит.