Соборная площадь (СИ)

— По научному, такова сущность становления после посткоммунистического режима звериного русского капитализма. Чем меньше человек, тем больше его «гладят по головке». Ну, пока, брат, у меня скоро поезд. Желаю удачи.

— Взаимно, — согнал с лица печаль парень. — Привет Ростову. Если приедешь еще, подходи ко мне. Больше не обману.

— Договорились.

Запасшись немыслимой дороговизны продуктами, пирожок с картошкой стоил шестьсот рублей, тогда как у нас его можно было купить за двести, мы влезли в родной синий с красной окантовкой по боку вагон, и расслабились на целые сутки, изредка поднимаясь с жестких матрацев перекусить или попить чайку, который еще разносили разбитные проводницы в белых блузках и черных юбчонках. В переходах московского метро я накупил газет с интригующими заголовками, но отложил их просмотр до лучших времен. За два месяца трезвого образа жизни сосущее желание выпить ослабло. Я даже не воспользовался возможностью нажраться до поросячьего визга на именинах старшей дочери младшего брата. Ей как раз стукнуло семнадцать. Наверное, постеснялся выставить напоказ истинное свое лицо. А может, укоризненные взгляды Людмилы и тревожные матери принудили отставить предложенную рюмку. Как бы то ни было, полегоньку возвращалось утраченное после развода с женой чувство уверенности. Есть семья, о которой необходимо заботиться, есть родные, в любое время откроющие двери. Обогреют, накормят, успокоят. Поругают. Что еще надо! А дома, когда снова окажусь один, сготовлю, постираю, уберу в квартире сам, раз уж такая досталась мне сожительница. Нормально, писатель, не переживай. Еще все впереди.

С такими мыслями я вылез из душного вагона на перрон главного ростовского железнодорожного вокзала, размял затекшие ноги. Затем подхватил тяжелые чемоданы, как глава семьи, впереди, направился на остановку общественного транспорта. Солнце давно перешагнуло за полуденную черту, но держалось еще высоко. На трамвае мы доехали до обувной фабрики, где выходили Людмила с Антоном. Перед расставанием она крепко поцеловала меня в губы:

— Спасибо тебе, я уже сто лет никуда не выезжала. Мне понравились и мать, и твой брат. Такие обходительные. Кажется, я даже потолстела.

— Поправляешься. На один бок, — добродушно засмеялся я.

— Нет, правда, я так хорошо отдохнула. На рыбалку ездили, за ягодами.

— За грибами, — вставил Антон.

— А ты как себя чувствуешь? — повернулся я к нему. — Снял кого-нибудь из козельских девчат?

— Снял, — засмущался Антон. — Письма будут писать. Вообще, я у них командиром был. Местные пацаны несмелые, двое только неплохо дерутся. Теперь они мои друзья.

— Ну, да, ты ж у нас с Ростова, — подковырнул я. — Попривыкали здесь махаться по делу и без дела.

— Мы не дрались, — начал оправдываться Антон. — Просто я понял, что они могут дать сдачи. На рыбалку ходили, по крутым горкам ездили, с которых русские воины обливали горячей смолой татаро-монгольских всадников. Стрелами еще из луков. Пацаны ржавый наконечник нашли.

— Не подарили?

— Я не просил. Монеты старинные подарили.

— В общем, отпуск прошел нормально, — заметив, что подъезжаем к нужной остановке, подвел я итог. — Слава Богу. На следующий год, если все будет хорошо, съездим снова.

— Спасибо, нам очень понравилось, — в один голос поблагодарили Людмила и ее подросший сын. — Приходи почаще, будем ждать каждый вечер.

— Благодарю, непременно воспользуйтесь приглашением, — снова засмеялся я, — Сумки не забудьте. Люда, угости грибами мать и отца. Они, наверное, забыли, когда опят ели.

— Ладно. Одну банку отдам им. И литровую варенья. К чаю.

Они сошли, а я поехал дальше на том же трамвае. На душе было легко и радостно. Первый раз я возвращался с хорошим настроением. Поездки к матери были не столь часты — раз в три, а то и в пять лет. И всегда с приключениями на обратном пути. То черт дернет спрыгнуть на ходу умерившего ход поезда в районе завода Ростсельмаш, чтобы не тащиться потом через весь город, и разбить о насыпанную между рельсами щебенку все наставленные матерью банки. Или развернуть по приезде крутую пьянку, после которой пол усеют осколки от тех же, но опустошенных друзьями, банок и пропадут многие, подаренные родными, вещи. Сейчас же впервые появилась надежда съесть все самому. Надо только незаметно проскочить в квартиру и не открывать дверь никому. Иначе имеющие привычку прилипать банными листами к голой заднице «друзья-товарищи» уметут запасы за один присест, да вдобавок, затравив бутылкой дешевого вина, раскрутят на полную катушку. Ждут, поди, сволочи. Долго я не давал им попить своей крови. Мысленно вообразив елду, я сунул ее им под нос. Нормально, писатель. Крепись.