Читаем Собрание речей полностью

(36) Мне хотелось бы, чтобы было столь же легко убедить слушателей следовать добродетели, сколь просто восхвалять ее. Но теперь я боюсь, не впустую ли говорю подобные вещи. Ибо в течение уже долгого времени нас развращали люди, не способные ни на что иное, кроме обмана, и до такой степени ни во что не ставящие народ, что, желая развязать войну и сами получив за это деньги, они осмеливаются говорить, что мы должны подражать нашим предкам, не допускать, чтобы над нами смеялись и чтобы плавали по морю те, которые не хотят платить нам взносы. (37) Я охотно спросил бы этих ораторов, каким предкам они призывают нас подражать: тем ли, которые жили во время войн с персами, или тем, которые руководили государством перед Декелейской войной? Если вторым, тогда они предлагают нам не что иное, как снова подвергнуться риску порабощения; (38) если же они советуют подражать тем, кто победил варваров при Марафоне, или тем, кто жил еще до этого, то разве не бесстыднейшие люди эти ораторы? Восхваляя тогдашних государственных деятелей, они тут же убеждают вас делать прямо противоположное тому, что делали те, и допускать ошибки такие, что я не знаю, как мне с ними и быть: сказать ли правду о них, как я делал до сих пор, или умолчать, опасаясь вашего гнева? Мне кажется, лучше было бы сказать об этих ошибках, однако я вижу, что вы больше гневаетесь на тех, кто порицает вас за них, чем на виновников случившихся бедствий. (39) Однако же я устыдился бы, если бы оказалось, что я больше забочусь о своей репутации у вас, чем об общем благе. Мой долг, как и долг всех, кто печется о нашем государстве, выбирать речи не самые приятные, а самые полезные. Вам же нужно прежде всего понять следующее: в то время как для лечения телесных недугов врачи изобрели много разнообразных средств, нет иного лекарства для душ невежественных и преисполненных дурными устремлениями, кроме как речь, дерзающая порицать за ошибки. (40) Далее: смешно терпеть прижигания и операции врачей ради избавления от более сильной боли, а речи отвергать еще до того, как получишь ясное представление, могут ли они принести пользу слушателям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Илиада
Илиада

М. Л. Гаспаров так определил значение перевода «Илиады» Вересаева: «Для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы читатель подтягивался до него; а это не всякому читателю по вкусу. Каждый, кто преподавал античную литературу на первом курсе филологических факультетов, знает, что студентам всегда рекомендуют читать "Илиаду" по Гнедичу, а студенты тем не менее в большинстве читают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов русского Гомера: Минский переводил для неискушенного читателя надсоновской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи».

Гомер , Гомер , Иосиф Эксетерский

Приключения / История / Поэзия / Античная литература / Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Стихи и поэзия / Древние книги
Сатирикон
Сатирикон

С именем П. Арбитра (Petronius Arbiter) до нас дошло от первого века Римской империи в отрывочном виде сочинение под заглавием, которое в рукописях обозначается различно, но в изданиях и у историков римской литературы всего чаще встречается в форме Сатирикон (Satiricon или satirarum libri). Сочинение это написано прозой и стихами вперемежку, как писались сатиры, называвшиеся менипповыми. По содержанию своему это — сатирический роман, состоящий из множества отдельных сцен, в которых живо и с большим талантом рассказываются забавные похождения и грязные истории. Роман этот имел, очевидно, большие размеры: дошедшие до нас отрывки, относящиеся к 15-й и 16-й книгам сочинения, сами по себе представляют объем настолько значительный, что из них выходит целая книга в нашем смысле. О содержании потерянных книг мы сказать ничего не можем, так как древние романы не имели такой цельности, какая требуется от нынешних. Уцелевшие отрывки представляют собой ряд сцен без строгой взаимной связи, нередко без начала и без конца, содержания очень пестрого. Связью для них служит рассказ о похождениях трех приятелей-шалопаев из сословия вольноотпущенников.Перевод с латинского и примечания Б. Ярхо.

Гай Петроний Арбитр

Античная литература