Собрание речей

(101) А узнав, в каком состоянии находится его страна, кто не загорелся бы желанием пойти войной против него? Египет отпал еще при его отце; тем не менее египтяне боялись, как бы царь, сам выступив когда — нибудь в поход, не преодолел трудностей, связанных с переходом через реку и всей прочей оборонительной подготовкой. А теперь этот царь избавил их от такого страха. Собрав самое большое, какое он только мог, войско и отправившись против них в поход, он вернулся оттуда не только побежденный, но и осмеянный всеми, недостойный, по общему мнению, быть ни царем, ни полководцем. (102) Кипр, Финикия, Киликия и соседние с ними страны, откуда персы получали флот, принадлежали тогда царю; но теперь одни отпали, другие находятся в состоянии войны и переживают такие бедствия, что царю от этих народов нет никакой выгоды, а тебе они будут полезны, если ты захочешь начать войну против него. (103) И конечно, Идрией, во всяком случае, самый богатый из нынешних властителей на материке, должен быть настроен более враждебно к власти царя, чем ведущие с ним открытую войну, иначе он был бы по меньшей мере самым жалким человеком, если бы не хотел уничтожения той власти, которая замучила его брата, вела войну с ним самим, и которая все время затевает козни, стремясь захватить его лично и все его богатства. (104) Опасаясь этого, сейчас он вынужден угождать царю и каждый год отсылать ему большие суммы; но если ты переправишься на материк, он с радостью встретит тебя, считая своим заступником, и многих других сатрапов ты сумеешь привлечь на свою сторону, если пообещаешь им свободу и распространишь этот призыв по Азии, — который, некогда запав в душу эллинов, уничтожил и нашу власть, и власть лакедемонян.

(105) Я собирался побольше сказать о том, каким способом ты мог бы очень скоро одолеть войско царя. Но я боюсь, как бы не упрекнули меня за то, что я, никогда раньше не имея отношения к военным делам, осмеливаюсь давать указания тебе, совершившему на войне множество великих дел. Поэтому, я думаю, мне ничего не нужно говорить по этому вопросу. Что же касается остального, то я полагаю, что отец твой[101], и основатель вашей династии, и родоначальник вашего рода (если бы ему было дозволено, а им дана возможность) стали бы советовать то же самое, что и я. (106) Я сужу об этом по их делам: и отец твой был дружелюбно настроен по отношению ко всем тем государствам, на которые я тебе советую обратить внимание, и основатель вашего царства, будучи духом выше своих сограждан и стремясь к единовластию, действовал не так, как те, которые добиваются подобного положения. (107) Они ведь достигали его, устраивая у себя в государстве мятежи, смуты и убийства, а он совершенно оставил в стороне эллинские государства и захотел овладеть царской властью в Македонии, так как знал, что эллины не привыкли терпеть единовластие, а другие народы не могут устраивать свою жизнь без такой власти. (108) И именно вследствие того, что он придерживался особого мнения об этом, царство его оказалось отличным от всех остальных: единственный из эллинов, он пожелал властвовать над чужим народом. Тем самым он смог избежать опасностей, связанных с единовластием. Мы можем увидеть, что люди, совершившие что — нибудь подобное среди эллинов, не только сами погибли, но и род их исчез с лица земли; а он и сам прожил счастливо свою жизнь, и роду своему доставил то же почетное положение, которым пользовался сам.

(109) Вспомним и Геракла. Все без конца воспевают его мужество и перечисляют подвиги: что же касается остальных прекрасных качеств, присущих его душе, то не найти ни одного поэта или писателя, который бы упомянул что — нибудь. Я же нахожу эту тему оригинальной и совершенно неразработанной, не мелкой и не пустой, а дающей богатые возможности для обильных восхвалений и описаний прекрасных деяний, — темой, ждущей только того, кто сможет достойным образом рассказать обо всем этом. (110) Если бы я приступил к этой теме, когда был помоложе, я бы с легкостью показал, что предок ваш выделялся среди всех людей прежних поколений более своим разумом, честолюбием и справедливостью, чем физической силой. Но приступив к ней сейчас и увидев, как много о ней нужно сказаться и в силах своих усомнился, и понял, что такая речь оказалась бы вдвое больше той, которая получилась теперь. По этим причинам я и отказался от всего остального и выбрал только один подвиг, который тесно связан со всем, о чем было сказано выше, а рассказ о нем будет более всего способствовать данному месту речи.