Собрание речей

Зная, Архидам, как много людей стремятся прославить в хвалебных речах тебя, твоего отца и весь твой род, я предпочел оставить им этот вид речей, поскольку он очень легок. Сам же я замыслил призвать тебя к командованию и войнам, которые нисколько не похожи на совершающиеся ныне: однако в результате их ты доставишь величайшие блага и своему государству, и вообще всем эллинам.

Я сделал этот выбор не потому, что не знаю, какие речи легче составлять, но ясно сознавая, что отыскать дела прекрасные, великие и полезные трудно и не всегда удается; прославить же присущие вам добродетели я смог бы очень легко. Ведь в последнем случае у меня не было бы нужды самому изыскивать о них необходимые слова, но свершенное вами дало бы столь важные и многочисленные поводы, что восхваления, адресованные другим людям, ни в малейшей степени не могли бы сравниться с похвальным словом, которое было бы сказано о вас. Кто мог бы оказаться выше по благородству, чем те, кто произошел от Геракла и от Зевса[139] (общеизвестно, что таким происхождением можете гордиться только вы), или превзойти своей добродетелью тех, кто основал дорические государства Пелопоннеса и занял эту землю? Кто мог бы похвалиться, что преодолел столько опасностей и установил столько трофеев, сколько было установлено вами за время вашего царствования и гегемонии? Кто, пожелавший описать мужество, присущее всему вашему государству, вашу сдержанность нравов и строй, установленный вашими предками, затруднился бы отыскать соответствующие слова? Сколько можно было бы сказать речей о благоразумии твоего отца, о стойкости его духа в несчастьях, о том сражении, которое произошло в самом вашем городе?[140] В этом сражении ты, будучи командующим, с небольшим войском сражаясь с превосходящими силами противника, отличился более всех и стал спасителем государства… Кто мог бы назвать более прекрасный подвиг? В самом деле, ни взятие вражеских городов, ни уничтожение множества врагов не является таким великим и славным деянием, как спасение отечества, подвергшегося столь грозным опасностям, — отечества не обычного, но выдающегося своими добродетелями. Даже если бы кто-нибудь рассказал об этом не риторически изысканно, но простыми словами и не в речи, стилистически отделанной, а только перечисляя факты, то и в этом случае он обязательно бы прославился.

Итак, конечно, я мог бы и обо всем этом надлежащим образом высказаться, сознавая, прежде всего, насколько легче изложить со всей полнотой уже имевшие место факты, чем разумно рассуждать о том, что должно произойти в будущем, а также зная, что все люди питают большую благодарность к восхваляющим лицам, чем к тем, кто дает советы (ведь первых они охотно причисляют к своим сторонникам, вторых же, особенно когда они оказываются непрошенными советчиками, они считают назойливыми людьми). Но хотя я все это сознавал заранее, я все же воздержался от речей, цель которых заключалась бы в том, чтобы угодить, и собираюсь говорить о таких вещах, на какие никто другой бы не отважился, — ибо я полагаю, что людям, желающим называться честными и разумными гражданами, следует избирать себе не наилегчайшие из всех видов речей, но самые трудные, не наиболее приятные для слушателей, но такие, которыми они принесут пользу как своим собственным государствам, так и всем остальным эллинам: вот именно этот вид речей я избрал для себя ныне.

Я удивляюсь также тому, что иным людям — тем, кто обладает возможностью что-либо свершить или выступить с речью, — никогда не приходилось задумываться о делах, представляющих всеобщий интерес: их не трогали несчастья Эллады, находящейся в таком тяжелом и жалком состоянии. Ведь не осталось ни одного места, которое не было бы наполнено в изобилии военными столкновениями, мятежами, резней и другими бесчисленными бедствиями. Большая часть последних выпала на долю тех, кто населяет побережье Азии, — их мы на основе заключенных соглашений[141] выдали не только варварам, но и тем из греков, кто говорит на общем с нами языке, но нравами уподобляется варварам. Если бы мы были разумными людьми, мы не должны были бы допустить, чтобы эти люди собирались во главе с первыми попавшимися полководцами; мы не должны были бы допускать, чтобы из числа бездомных составлялись войска лучшие и большие по численности, чем из числа граждан. А ведь они наносят ущерб лишь незначительной части владений царя, зато эллинские города — в какой бы они не вторглись — они разоряют, убивая одних, изгоняя других, отнимая имущество у третьих. Они жестоко оскорбляют детей и женщин, бесчестят самых красивых, с остальных же срывают одежду, так что тех женщин, которые прежде никогда не появлялись перед посторонними даже без украшений и нарядов, теперь многие могут увидеть совершенно нагими; некоторые из них ходят в лохмотьях и гибнут из-за недостатка самого необходимого.