Собрание сочинений

По иронии судьбы, он действительно вскоре заболел. Не ангиной, но довольно мерзкой простудой. Из организма как будто выкачали всю энергию, и сил хватало, только чтобы лежать в кровати под одеялом. Пер заваривал ему имбирный чай, а Густав вопил, что надо бросать курить. Мартин листал газеты, не дочитывая статьи до конца, на небольшой громкости слушал радио и спал дни напролёт, периодически вливая в себя немного супа. Существование съёжилось до сбитых простыней, корзины с использованными бумажными носовыми платками, стакана с водой, раскрытого номера «Пэрис ревью», блюдца с недоеденным круассаном из супермаркета, толстых носков и пижамных штанов.

Когда пришёл ответ на то бартерное письмо, он написал ещё одно, хотя отупел от болезни настолько, что ничего толком не соображал.

А известий от Дайаны не было уже две недели.

Мартин предпринял ещё одну телефонную попытку, пообещав себе, что эта станет последней. Но сейчас раздалось запыхавшееся «алло».

Что можно было считать по её интонации, когда она поняла, что это он? Удивление, вину? Она отвечала уклончиво и кратко; Мартин же поймал себя на том, что остервенело крутит телефонный шнур.

– Хочешь встретиться? – выдавил он из себя, получилось довольно сердито. – Или нет?

– Да, да, конечно…

– А похоже, что нет.

– У меня много дел.

– Х-м.

– Давай завтра? – предложила она. – В семь подойдёт? – Она назвала бар на набережной. Закончив разговор, Мартин смотрел на трубку. Его подташнивало.

На следующий день ему казалось, что он снова заболевает. В какой-то момент он был готов позвонить и отменить встречу. Но всё же принял душ и отыскал относительно чистые джинсы.

Когда он пришёл, Дайана уже была на месте. Пальто она не сняла.

Они сделали заказ и вежливо поговорили о каких-то пустяках. Через десять минут Дайана сказала:

– Мне жаль. Мне кажется, всё это ни к чему не приведёт.

– Но я не понимаю…

– Нас это ни к чему не приведёт, ни тебя, ни меня.

Он не знал, что ответить. Она тоже молчала.

– Но ты же не можешь просто… – произнёс в конце концов Мартин.

– Что?

– Ты сказала, что…

Но он забыл, что она сказала.

Дайана положила на стол купюру. Она выпила меньше половины бокала вина. Он думал, что они просидят здесь долго, во всём разберутся, он всё поймёт, они закажут ещё вина и возьмутся за руки.

– Мне сегодня нужно сделать ещё одно дело, – сказала она. – Увидимся.

Увидимся.

Однако где-то через неделю она позвонила сама. Она подумала и всё такое… Он всё-таки хочет встретиться?

Мартин несколько дней тянул с ответом. Конечно, лучше всего было бы вообще больше не выходить на связь, но его характеру, видимо, недоставало твёрдости.

На встрече он всё равно ничего не понял. Дайана была чем-то задета, но не объясняла чем. Потом она его поцеловала и со словами «давай не будем о скучном» потянулась к поясу на его джинсах.

Было бы очень благородно остановить это. Оттолкнуть её, взять плащ и уйти. Но ушёл он позже, оставив её на сбившихся простынях и ограничившись сдержанным прощанием.

* * *

Ему пришло письмо. Незнакомый почерк на конверте. Когда он его раскрывал, сердце безотчётно забилось, скорее по старой привычке.

Оказалось, что его «Хамелеоны» заняли первое место в конкурсе рассказов, о котором он начисто забыл.

– Это же потрясающе! – воскликнул Пер.

– Нам надо это отметить, – сказал Густав.

Его рука легла на плечо Мартина. Между уголками рта у обоих провисли улыбки. Клоунские.

Пер объявил общую мобилизацию, собрались все их знакомые, заказали шампанское, раздался звон бокалов. Руки Мартина совершали все движения, необходимые для выпивания, язык выполнял свою работу самостоятельно и, сам собой командуя, произносил всё, что другие хотели от него услышать, skål [132], да, спасибо, поживём – увидим, возможно, да, старт карьеры…

* * *

Однажды он поднялся пешком к базилике Сакре-Кёр, даже не испытывая раздражения оттого, что Монмартром, некогда районом художников, декадентов, абсента и абстиненции, теперь завладел туризм и площадное искусство. Он шёл, уставившись под ноги, спрятав руки в карманы. Как и всех сомневающихся, его потянуло к церкви.

Это ведь она начала. Он бы вполне удовлетворился собственными невинными фантазиями. Глупыми мечтаниями, которые потом забылись бы без следа, если бы только она не втянула его во всё это… а потом так ловко выкрутилась. Зачем ей вообще это было нужно? Что она выиграла? Он ей вообще когда-нибудь нравился? Она точно хотела встретиться – иначе зачем ей было посылать это письмо с полароидным снимком? Он ей точно нравился. А если он ей нравился, что заставило её бросить его? Это он что-то сделал, и если да, то можно ли это как-нибудь изменить? Чем-то компенсировать? Или дело в ком-то другом? Если да, то в ком?

Он подошёл к собору и, как положено, посмотрел с холма вниз. Над Парижем простирался молочный туман. Сквозь него просматривались крыши, бульвары, Эйфелева башня и вокзалы, разбросанные по городу словно кубики.

* * *

– Что это с тобой?

– Со мной? Ничего особенного.

– Чёрт возьми, Мартин. Я же вижу, что с тобой что-то происходит.