Собрание сочинений

Мартин попытался объяснить, что нашёл номер в записной книжке Густава, но его английский, похоже, пришёл в полную негодность, он говорил, словно действовал в темноте на ощупь. В голове ни с того ни с сего зазвучал французский, лаконичный и правильный, как в учебнике. J’ai trouvé votre numéro dans le carnet d’adresse [248]. Стефан делал вид, что эта словесная каша вполне удобоварима, и повторял I see, I see [249]. Сказал, что приезжает в Швецию завтра утром, на похороны. Хочет посетить Гётеборг, потому что это родной город Густава. Он там никогда не был. Они могут увидеться? Давно пора это сделать, пусть и при таких трагических обстоятельствах. Густав так много о нём рассказывал. Он будет жить в отеле «Эггерс», это ведь где-то в центре, да? Хорошо, договорились, завтра созвонимся насчёт времени.

На перрон выкатил грохочущий поезд. Со свистом открылись двери. Мартин поискал портфель, но вспомнил, что не взял его, после чего приступил к следующей задаче, которую поставила пред ним жизнь, – к поискам своего вагона и места.

* * *

Когда следующим утром Мартин проснулся, солнце уже взошло. Первым делом он проверил мобильный, но дети не звонили, только от Ракели пришла вечером эсэмэска: тут хаос с поездами, но на похороны приедем.

Тикали настенные часы, пока он запихивал в себя чёрный кофе и кусочек хрустящего хлебца с маслом. На полу в прихожей ждали газеты. За окном сверкало небо, голубое, как яйцо дрозда. День будет жарким. Отличный день для пляжа, Мартин Берг. Или для очаровательной дачи, нуждающейся в лёгкой реновации. Или он может предпочесть великие дела и отправиться на работу! Но что он там будет делать? Что полезного способен совершить издатель Мартин Берг? Продавай к чёртовой матери, продавай! Пусть его поглощает огромное и мощное издательство со всеми интернет-ресурсами, аудиокнигами и продвижением «Амазона» на шведском рынке! Кто сегодня читает качественную художественную литературу, а не попсовый научпоп?

Найди блогера, способного регулярно выдавать по сто пятьдесят тысяч слов о любви, или как назвать ту пустоту, что переполняет человеческие тела ночью?

Он захотел позвонить Густаву. Мгновенное желание, а потом мысль: нет, сейчас всего семь, ещё слишком рано.

В лучах утреннего солнца Мартин исследовал содержимое винного шкафа. Неожиданные бутылки оказались неожиданно пустыми. Элис, маленький эльф! Воровал и химичил, рассчитывая, что никто не заметит. Хоть бы воду не доливал до нужного уровня, как обычно делают новички. Но бутылка виски оказалась на удивление тяжёлой, и напиток был цвета янтаря. Вытаскивая из холодильника лёд, он уронил несколько кубиков на пол. Хотел плюнуть и оставить их там, но подумал, что, когда лёд растает, останутся некрасивые пятна, и, опустившись на четвереньки, пошарил по углам и всё тщательно собрал. Виски опрокинулся в глотку маленьким шершавым солнцем. Сколько нужно времени, чтобы стать алкоголиком? Если пить всерьёз? У него в этом плане хорошие гены: дед по отцу умер с максимальным промилле в крови, не успев отскочить от железной балки в порту. А алкогольная траектория Густава формировалась по образцу материнской. Мартин помнил затуманенный взгляд и рассеянную улыбку Марлен фон Беккер. И тем не менее это она хоронит сына. Мать у гроба собственного ребёнка, ей непременно нужно будет подкрепить силы рюмочкой – кто её за это осудит? Дрожащие пальцы демонстративно отвинтят пробку на бутылке водки. И никто не вспомнит деда, невезучего брата, члена достойного семейства судовладельцев, который безветренным утром вышел в море на яхте и навсегда исчез. Интересно, Мартин единственный, кто об этом помнит? Когда растаяли воспоминания Марлен и замолчали сёстры? В кого превратится Густав, если историю его жизни будут писать они? Они упомянуты в завещании? Мартин не виноват, что наследует картины стоимостью… лучше даже не пытаться посчитывать. На похоронах, наверное, будет странная атмосфера. Как следует вести себя в подобных обстоятельствах? Может, написать Магдалене Риббинг [250]?

Мартин долил себе виски, хотя бокал ещё не был пуст. Кроме того, имеется ещё одна шаткая, так сказать, деталь – его жена. Сесилия Берг. Он никогда не понимал, почему она с такой лёгкостью рассталась с девичьей фамилией. Хотя явно принадлежала к типу женщин, предпочитающих её оставить, снабдив в крайнем случае громоздким дополнением: Сесилия Викнер-Берг, такое имя навевало бы мысли об энергичных прогулках по земельным владениям, фыркающих в конюшне лошадях, игре в теннис, летних ужинах и холодном крюшоне в высоких бокалах. А чем могла гордиться семья Берг? Типичным для двадцатого века перемещением внутри социума? Да, это о них. От спившегося докера к образованному человеку, из лачуги к финансовому благополучию, дарованному обществом всеобщего благоденствия вкупе с лютеранской моралью, поощряющей трезвость и трудолюбие. Дом, машина, дети, выросшие в семидесятые с их техническим бумом, первый член семьи с университетским дипломом и внуки, воспринимающие университет как нечто само собой разумеющееся.