Собрание сочинений

И он начал говорить о важности обращения к первоисточникам и о том, что нельзя приблизиться к великим мыслям, читая вторичную литературу, которая бывает разного качества. Кроме того, читать лучше на языке оригинала, чтобы избежать возможных ошибок перевода. Кто-нибудь читает по-немецки? Несколько рук робко потянулись вверх.

Примерно через неделю им задали написать первое эссе. Нужно было взять одно из понятий Аристотеля и изложить аргументы в пользу его актуальности в нынешнее время. Мартин писал текст в библиотеке, потратил на него много часов и результатом остался доволен. Когда же ему выдали работу после проверки, она была так густо испещрена красными пометками, что он даже решил, что по ошибке получил чужое эссе. Но никакой ошибки, это написал он.

Никому ничего не сказав, он быстро вышел из аудитории, направился в университетскую библиотеку и спрятался в самом дальнем её углу. Там он заставил себя внимательно прочесть комментарии. Взгляд отказывался это видеть, Мартину стало жарко, и он резким движением стянул с себя свитер. Закончив читать, какое-то время просто сидел, глядя в пустоту. Некоторые комментарии казались уместными, некоторые – немотивированно критическими. Хотя… Может, у него просто нет склонности к философии? Может, он просто не понял сути?

Он попал в ловушку. Он был лучшим среди незаинтересованных в учёбе ленивых одноклассников и перепутал это с талантом? Пожалуйста, доработайте и сдайте в двухнедельный срок. То есть ему даже «удовлетворительно» не поставили. Первый «неуд» в жизни.

Профессор носил эти его отглаженные рубашки и противно откашливался, Мартин был уверен, что одних он заваливает, а других хвалит ни за что, к примеру образцово-показательного Фредрика. Фредрик говорил спокойно и уверенно и продолжал кивать, когда другие откладывали ручки и сидели с открытыми ртами и хмурыми лицами. Иногда профессор обращался к нему напрямую, словно остальные на занятии отсутствовали. Фредрик получал отличные отметки, потому что точно знал, что от него ждут. (Мартин с Фредриком не разговаривал ни разу и делать этого не собирался.) Фредрик, видимо, вырос в семье, где было полно учёных, и поэтому чувствовал себя в их мире как дома и к тому же понимал, чем отличается ассистент кафедры от доцента.

Мартин снова внимательно перечитал основной текст и долго думал над смыслом замечаний. Вычеркнул несколько строк, которые ему очень нравились – это были ассоциативные выкладки, хорошо написанные, но довольно далёкие от темы, – и начал писать по существу. В итоге доработка заняла у него больше времени, чем само сочинение. И всё равно он сдавал его с неуверенностью. Через несколько дней работа вернулась с простой ремаркой «хорошо» в углу страницы, но, когда отхлынула первая волна облегчения, Мартин не мог избавиться от подозрения, что оценку ему поставили, просто чтобы отделаться, или, ещё хуже, из жалости.

* * *

Когда Мартин пришёл в «Юллене Праг», Густав уже успел осушить огромную кружку. Он смотрел в окно и грыз ногти.

– Как дела?

– Да вроде ничего. – Густав жестом попросил у официантки два пива.

– Расскажи о школе. Нравится? Как класс?

Густав пожал плечами, закусил щеку, посмотрел в окно на Свеаплан и наконец произнёс:

– Они так много говорят. Что есть искусство? Что ты хочешь выразить? Какой образ создать? И всё в таком духе.

– Но это же интересно, нет?

– Не знаю, – ответил он. – Я просто рисую. А ещё некоторые из них учились на подготовительном.

– Что?

– Подготовительное отделение. Я там самый молодой.

– И, надо думать, как всегда, самый лучший.

– У нас был семинар, каждый рассказывал о себе и о том, чем хотел бы заниматься. Про меня кто-то сказал, что у меня «классическая образность», но это звучало так, как будто это плохо. Не знаю. Может, это всё не для меня.