Собрание сочинений. Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов

Как и у Говарда, большинство лучших его рассказов — «страшное» фэнтези, а действие происходит в мифических или выдуманных им странах. Основные сочинения создателя Конана легко объединяются в сказания о деяниях нескольких героев — короля Кулла, Конана, Кейна, Брана МакМорна и других; Смит в своих циклах о Зотике, Атлантиде, средневековой французской провинции Аверонь, Гиперборее и т. д. создал настоящий калейдоскоп разных даже по интонации фрагментов. «Ужасные» рассказы («Вторая тень», «The double shadow» и «Авероньский зверь», «The Beast of Averoigne»), сказки, напоминающие «1001 ночь», мрачные легенды и предания наподобие фантазий Дансени («Империя некромантов», «Empire of the necromancers»), шутливые и лирические миниатюры, волшебно-героические истории в духе похождений Конана, объединенные лишь местом действия, реалиями и мифологией, складываются в своеобразную летопись придуманных миров.

Рассказы Смита в стиле «macabre fantasy» вдохновляли многих знаменитых авторов. Ближе всего к нему Джек Вэнс. Первый сборник этого писателя, «Умирающая Земля», написан в подражание Смиту. Если вам нравятся романы о Кугеле — прочтите «Злой рок Авусла Вутоквана» («The weird of Avoosl Vuthoqquan»). Влияние Смита чувствуется у Фрица Лейбера, особенно в серии о приключениях Фаффрда и Серого Мыша, у Майкла Ши.

КЛАРК ЭШТОН СМИТ

ПОПИРАЮЩИЙ ПРАХ (Treader in the dust, 1935)

… Маги древности ведали о нем, и нарекли именем Куачил Уттаус. Редко является он в наш мир, ибо обитает за пределами последнего круга, в черной пустоте не охваченного сферами пространства и времени. Страшен миг, когда его вызывают, даже если заклинание произносят не вслух, но только мысленно: ибо Куачил Уттаус есть ни что иное, как абсолютное разрушение, а мгновение его прихода равно прошествию многих и многих лет; и ни плоть, ни камень не в силах устоять перед ним, все распадается на атомы под его стопой. И по этой причине многие называют его Попирающий Прах.

Заветы Карнамагоса

После долгих колебаний, сомнений и тщетных попыток изгнать легион терзавших его демонов страха, Джон Себастьян все же убедил себя вернуться. Прошло только три дня, но даже этот небольшой срок покажется вечностью для того, кто впервые покинул дом после многих лет затворничества и упорной работы, которая ни разу не прерывалась с тех пор, как ему досталось по наследству старинное имение вкупе с солидным доходом. Причина поспешного бегства оставалась для него самого неясной: что-то тогда внушило мысль о необходимости немедленно искать спасения. Его охватило предчувствие страшной опасности, но сейчас, твердо решив возвратиться, он объяснил свою недавнюю панику нервным расстройством — неизбежным следствием беспрерывного изучения древних манускриптов. Да, у него имелись смутные подозрения, но он отмел их, сочтя за нелепые домыслы.

Даже если все, что породило в нем такой страх, не просто плод воспаленного воображения, наверняка существуют естественные причины подобного феномена, которые ускользнули от парализованного страхом рассудка. Пожелтевшие, начавшие крошиться по краям листы совсем новой записной книжки — явные признаки какого-то скрытого дефекта бумаги, а в том, что его записи за ночь выцвели и стали почти неразборчивыми, словно прошло не меньше сотни лет, повинны негодные дешевые чернила. Часть мебели и комнаты, внезапно превратившиеся в подобие древних, источенных червями и временем руин — обычное следствие постепенного разрушения дома, которое он раньше просто не замечал, не в силах оторваться от своих зловещих, но таких увлекательных занятий. Многолетний неустанный труд вызвал и его преждевременное старение; утром накануне бегства, взглянув в зеркало, потрясенный Себастьян увидел, что стал похож на высохшую мумию. Ну а Тиммерс… сколько он его помнит, слуга всегда выглядел человеком весьма почтенного возраста. Каким больным воображением надо обладать, чтобы уверить себя, что он вдруг одряхлел настолько, что вот-вот рассыплется в прах не дожидаясь, когда за ним придет смерть!