Собрание сочинений. Логово белого червя

Я находилась в так называемой «детской» (хотя имела ее полностью в своем распоряжении) — большой комнате на верхнем этаже дамка, чей крутой потолок был обшит дубовыми досками. Было мне не более шести лет, когда однажды ночью я проснулась и, обведя взглядом комнату, не увидела ночную няню. Дневной няни тоже йе было; я осталась в детской совсем одна. Но я не испугалась, потому что принадлежала к тем немногим счастливым детям, совершенно не ведавшим историй о феях, привидениях и прочих существах, после которых дети закрывают лицо руками, услышав внезапный скрип двери или увидев, как огонек догорающей свечи заставляет шевелиться на стене тень кроватного столбика. Я была обижена и оскорблена, обнаружив себя брошенной, и начала хныкать, готовясь от души зареветь, и тут, к своему удивлению, разглядела возле кровати нахмуренное, но очень красивое лицо. То было лицо молодой женщины, стоящей возле меня на коленях. Я уставилась на нее с чем-то вроде приятного удивления и перестала хныкать. Женщина погладила меня, улеглась рядом и с улыбкой привлекла к себе. Мне сразу стало восхитительно спокойно, и я вновь заснула. Но тут же проснулась: мне показалось, будто мне в грудь очень глубоко вонзаются две иглы, и я громко вскрикнула. Женщина отпрянула, не сводя с меня глаз, соскользнула на пол и, как мне показалось, спряталась под кроватью.

И тут я впервые в жизни перепугалась и во всю мочь завопила. В детскую примчались обе няньки и дворецкий и, выслушав мой рассказ, зажгли свечу и принялись меня успокаивать. Но я, хоть и была еще ребенком, все же заметила бледность и тревогу на их лицах. Они принялись искать под кроватью и по всей комнате, заглядывать под столы и открывать шкафы, а дворецкий прошептал няне:

— Потрогай вмятину на кровати. Там точно кто-то лежал, и это столь же верно, как и то, что там не лежала ты, потому что простыня еще теплая.

Потом я помню, как ночная няня гладила и успокаивала меня, а затем все трое осмотрели мою грудь в том месте, где я ощутила уколы игл, и сказали, что никаких следов уколов там нет.

Дворецкий и двое других слуг, отвечавших за детскую, просидели рядом со мной до утра. С того дня каждую ночь в детской сидел слуга, и так продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось четырнадцать лет.

После этого события я долго была очень нервной. Вызвали доктора, бледного и старого. Я прекрасно помню его длинное угрюмое лицо, обрамленное каштановым париком. Он еще долго приезжал ко мне через день и давал лекарство, которое я, разумеется, терпеть не могла.

А наутро после ночного происшествия я была близка к ужасу и даже днем ни на секунду не желала оставаться одна.

Помню, как пришел отец, встал возле кровати, о чем-то весело со мной поговорил, задал несколько вопросов няне и рассмеялся, услышав какой-то ответ. Потом похлопал меня по плечу, поцеловал и сказал, чтобы я не боялась, что это был лишь сон и мне он никак навредить не может.

Но его слова меня не успокоили, ведь я знала, что визит странной женщины не был сном, и он меня ужасно напугал.

Меня немного утешили лишь слова ночной няни, заверившей меня, что это она приходила и смотрела на меня, а потом прилегла рядом, а я спросонья ее, наверное, не узнала. Но даже ее слова, хоть их и подтвердила дневная няня, не удовлетворили меня полностью.

И еще я помню, как в тот же день приходил старый священник в черной рясе. Он вошел в детскую вместе с нянями и горничной, поговорил немного с ними, а потом, очень приветливо, со мной. Лицо его было очень добрым, он сказал, что мы сейчас все вместе помолимся, сложил мне ладони и попросил повторять за ними: «Господь слышит все добрые молитвы, ради Иисуса». Думаю, слова были именно такими, потому что я часто повторяла их про себя, да и няня много лет просила произносить их в моих молитвах.

Я прекрасно помню задумчивое доброе лицо старого седого священника в черной рясе, как он стоял в той комнате с высоким потолком и коричневыми стенными панелями, заставленной мебелью, вышедшей из моды три столетия назад, и как скудный свет, просачивающийся в окошко, с трудом рассеивал тени по углам. Он опустился на колени, все три женщины присоединились к нему, и он стал молиться вслух искренним, слегка дрожащим голосом, и молился, как мне показалось, долгое время. Я практически не помню всю свою жизнь, предшествующую тому событию, да и некоторые последующие события также стерлись из моей памяти, но только что описанные сцены ярко выделяются изолированными картинами из фантасмагории окружающей их темноты.

Глава 2. Гостья

Теперь я собираюсь рассказать вам нечто настолько странное, что вам потребуется вся вера в мою искренность, дабы не усомниться в моих словах. Тем не менее это не только правда, но и правда, которую я видела собственными глазами.

Стоял теплый летний вечер, и отец пригласил меня, как он иногда делал, прогуляться с ним по чудесной лесной просеке, которая, как я уже упоминала, начиналась напротив шлосса.