К этому подходили понятия, которые развивались во Франции с Эскироля, Monomanie raisonnante и Monomanie instinctive. Под первым обозначением болезни понимались личности, которые производили на наблюдателя разумное впечатление, но страдали «частичным помешательством», под последним же те, которые производили необъяснимые инстинктивные действия. Сейчас Monomanie instinctive стала импульсивным психозом. В прежние времена она находила, как сейчас при случае этот психоз, очень заманчивое применение в отношении странных юных поджигателей, и Марк создал для этого особого случая Monomanie instinctive обозначение пиромания.
Считая, что разобрались в существовании тяги к поджигательству, они предполагали причиной инстинктивное удовольствие от огня. Вскоре появились и соответствующие наблюдения. В радости молодых людей от огня и блестящих вещей, при которой было нередким дающее наслаждение созерцание огня, была открыта болезненная, связанная с периодом полового созревания тяга к огню (например, Фридрайх). Однако безукоризненное наблюдение такого рода, как представляется, отсутствует1
. Так, неверное образование понятия соединилось с фальсифицированным наблюдением в ставшую огромной в истории психиатрии ошибку.1
Ср., впрочем, Эммингхауза, который отмечает страсть к огню присущей многим детям. Здоровые дети легко отвыкают от этого алчного баловства. Однако он называет также болезненную страсть к огню, когда, несмотря на все наказания, сохраняется тяга к поджиганию. Эту тягу детей Эммингхауз, однако, не использует для объяснения поджогов.Но в Германии критика заволновалась рано. Флемминг (1830), Майн, Рихтер, Каспер вели борьбу с учением о пиромании, и они одержали победу.
Во время этого растянувшегося на десятилетия спора развилась казуистика, и особенно вскрылись факторы, о которых идет речь в случаях криминальных действий в период полового созревания. Были установлены оттенки между проступком, детским или болезненным аффектом, умственной слабостью, легким помешательством и полной несвободой (Рихтер). Были попытки внести ясность в ряд аффектов, которые в этом содействуют: мстительность, злоба, ненависть, зависть, озорство, стремление добиться признания своей личности. Было обнаружено участие дурного настроения, беспокойства и, наконец, в ряде случаев подчеркнуто решающее значение тоски по родине. В дальнейшем мы более подробно займемся только этой последней стороной вопросов.
Впервые тоска по родине упоминается как содействующая преступлениям в анналах Клайна 1795 г. «Большинство поджогов совершается девочками, которых отдают из отеческого дома на службу в чужой дом». Также уже отмечается значение молодости, наивности и даются рекомендации священникам для наставления молодой прислуги.
Но настоящее обоснование учения о тоске по родине в уголовном отношении принадлежит Платнеру. В заключение об одной юной поджигательнице1
он останавливается на факторах, которые способствовали совершению преступления. Он обнаруживает в большей мере характер детской наивности, чем характер злобы, не гнев и мстительность, а только стремление получить освобождение от службы при возникшем в доме хозяев переполохе, чтобы вернуться к родителям. Он описывает эту сложившуюся из беспомощности и боязливости привязанность к родительскому дому, которая, связанная с антипатией к жизни среди чужих людей, является в детях, особенно женского пола, как раз самой сильной и поистине также самой естественной страстью, которая очень часто даже в обычно храбрых мальчиках, если их посылали на чужбину в иногороднюю школу или для изучения коммерции, обычно переходит то в сильнейшую печаль, то в решительное упрямство. Он отличает эту тоску по родине от швейцарской тоски по родине, ностальгии, в ее научном медицинском толковании.Ср. случай Росвайн.
Наряду с тоской по родине он подчеркивает влияние полового развития, периода, в который сумасбродная голова, вместе с возникающими из-за этого иногда отчаянными решениями и отважными действиями, чаще проистекает из тайных тревог нервов и мозга, чем из нравственно злого характера.