«На пасху я была с сестрой в Т. Там было очень хорошо. Погода тоже была очень хорошей. Мы также видели множество прекрасных вещей. Там были и многие другие из нашей деревни. Мы были также в церкви. Господин пастор проповедовал очень хорошо. Природа была очень красивой. Деревья и цветы цвели. Нам очень понравилось. Мы были очень усталыми, когда вернулись домой. Гейдельберг, 31 августа 1906 г. Ап. С.»
Также обычные нравственные понятия не чужды обвиняемой. Она знает, что нужно любить своих врагов, что нельзя лгать и красть и т. д. Вопросы, которые вызывают в ее памяти ее теперешнее положение, как, например, о ее родине, ее родителях, братьях и сестрах или те, которые каким-то образом имеют отношение к ее преступлению, вызывают каждый раз новый поток слез. Однако ее аффект раскаяния, хотя и очень глубокий в настоящий момент, но поверхностный и непродолжительный. О настоящем, глубоком раскаянии, основывающемся на полном представлении о последствиях и значении поступка, не может быть и речи. Признаки ужасных свойств характера в клинике никогда не проявлялись. Даже когда она оставила свой робкий нрав, она осталась послушной и скромной. Никогда она не пыталась вызвать интерес рассказами о преступлении, а пыталась держать их боязливо в тайне от других больных. Когда одна из санитарок упомянула по приказанию врача эти вещи, она сразу разразилась слезами. У нее были хорошие отношения с больными, она была уступчива и податлива. Несмотря на много поводов к ссорам, она никогда в них не участвовала; только однажды она пожаловалась справедливо на враждебность одной нравственно очень низко стоящей девушки. Вообще она правильно оценивала окружение, присоединялась предпочтительно к благоразумно работающим больным и помогала им без принуждения.
Ее настроение, которое поначалу было таким подавленным, постепенно несколько улучшилось. Горестные расстройства стали реже и возникали преимущественно вечером, когда она также часто отказывалась от пищи, шла натощак спать и часами плакала наедине с собой. Она тогда регулярно жаловалась на тоску по дому. Постепенно это полностью прошло. Хотя у нее сразу катилась слеза по щеке, как только упоминали ее родину, но предоставленная самой себе, особенно, когда она была вместе с санитарками и больными, она становилась веселой и свежей. Временами она даже могла весело болтать.