Когда позднее М. была отправлена в Штуттгарт, чтобы пройти обследование делегации Королевской медицинской коллегии, она сообщила ее членам: с момента умерщвления ребенка тоска по родине оставила ее, потому что она постоянно думала о том, что сделала. Она уверяла, что у нее больше нет того чувства тоски по дому. При этом было чрезвычайно поразительно, что при назывании ее родного места или ее родного дома, или ее матери во время беседы из ее глаз лился поток слез. Чувство тоски по дому казалось находящимся частично в конфликте, частично в связи с меланхоличным страхом перед родиной из-за случившегося.
Приговор суда: «С учетом очень уменьшенной вменяемости 4 года работ в исправительном доме».
Особенно примечательным представляется, что наличие тоски по дому в этом случае вне всяких сомнений, что осуществление преступного деяния изображается подобным навязчивому действию на почве тоски по родине (в 1840 г., когда еще не знали навязчивых действий), и что после преступления тоска по дому сразу совсем исчезает, оттесненная раскаянием и другими движениями души. Существенен иной следующий опубликованный Рихтером случай.
Ее родители — хорошие, прилежные люди, которые были озабочены ее воспитанием. Из-за бедности ей недоставало лечения врача. Последние два лета перед поступлением на службу она пасла коров.