К тому же результату приходит Петерсен. Его обследование дает следующие результаты: «Менструация еще не началась, рост тела существенно продвинут, однако больше в длину. Никаких следов рахита. Никогда не была болезненной. Упитана, цветущий цвет лица. Признаки, рано для этого возраста (13 лет), начинающегося периода полового развития: пробиваются волосы в Regio pubica, уже заметное набухание грудей, бедер и наружных половых органов. Ее душевные силы неразвиты, при этом недостаточное возбуждение и большая инертность. Различным образом и в разное время исследовал на Causa facinoris. На настойчивые вопросы о настоящей причине ее неоднократных попыток поджога я получил ответ, что она и сама не знает. Она совсем об этом не думала. Она тосковала по дому и по школе, у нее была ностальгия. Мать звала ее много раз. Она видела яркий огонь в кровати мальчика-слуги. Она никому не хотела причинить вред. Следов преступных мотивов, злобы, гнева, ненависти, мстительности, злобности, раздражительности ни в чем не было заметно. Частенько также казалось, и особенно в последнее время, как будто она больше не может ясно представить себе состояние, в котором она находилась перед, во время и после преступления. В ночь перед первым поджогом она дважды просыпалась из-за позывов к мочеиспусканию и будила спящую с ней девушку, чтобы пойти вместе, потому что одной в темноте ей было боязно. Утром 23 декабря 1832 г. при пробуждении она думала, ее зовет мать, чтобы она вставала и шла в школу. Она сидела в то утро у колыбели и качала ребенка, была подавлена, и у нее было не так хорошо на душе, как обычно. Мысль устроить пожар возникла тут внезапно. Хозяйка тем временем кормила ребенка грудью, затем она вышла почистить картошку. Потом она снова вошла и ухаживала за ребенком. У девочки был позыв к мочеиспусканию, и она сказала об этом хозяйке. Та разрешила ей выйти. Когда она шла по прихожей, почувствовала дрожь и тянущую боль в бедрах и ногах, потом помочилась. При возвращении она в спешке схватила каминными щипцами горящий уголь, которого в достатке лежало на плите, и быстро, чтобы другие этого не видели, положила в кровать. Она ничем больше не могла себе помочь. Подавленность и страх после этого исчезли. Потом она больше об этом не думала и вошла снова, и села за стол есть, и еда ей понравилась. Когда из кровати вспыхнуло яркое пламя, у нее задрожали ноги. Ей стало страшно, что сгорит дом, она пошла за водой. Она с охотой тушила огонь. Вечером подавленность исчезла, когда она заметила, что огонь потух. Она дальше не думала о том, что могло бы случиться большое несчастье, также не знала, что совершила неправедный поступок и зло. Когда она во второй раз устроила пожар, ей ничего не снилось, и казалось, будто первоначально возникшая внезапно при физическом нездоровье мысль устроить пожар теперь же, при полусонной жизни была единственной, которая ее, при своем таком большом безразличии и инертности, еще занимала и которая через это постепенно выросла в навязчивую идею. Она рассказывает: утром, на рассвете 8 января, когда она готовила завтрак, у нее дрожали ноги и на душе было нехорошо. Она все время думала о школе и о своей матери, и также о совершении поджога, чтобы вернуться домой. Также она думала о хозяйке и о том, что та не отпускает ее. Целое утро ее занимала эта мысль, и она тряслась, потому что боялась, что ее раскроют. Первый раз у нее не было этого страха. Она не хотела причинить вред, однако думала, что жильцы могут пострадать, она думала, видимо, загорится, и была рада, когда огонь был погашен.