Бутылка обошла круг по второму разу. Все причмокивали губами, расхваливая ее содержимое. Завязалась оживленная дискуссия относительно заметного различия между текилой из Гвадалахары и баканорой с высокогорья Чиуауа.
Дон Хуан опять не пил, я выпил очень мало, буквально несколько капель, остальные наливали по полной кружке. Бутылка обошла третий круг и опустела.
— Принеси остальные, Лусио, — сказал дон Хуан.
Лусио замер в нерешительности, а дон Хуан с простодушным видом похвастался, что я привез для Лусио не одну, а целых четыре бутылки баканоры.
Бениньо, молодой человек примерно одних лет с Лусио, взглянув на портфель, который я как бы невзначай поставил позади себя, спросил, не продавец ли я баканоры. Дон Хуан ответил, что нет, что я приехал в Сонору на самом деле для того, чтобы повидаться с ним.
— Карлос изучает
Все посмотрели на меня и вежливо улыбнулись. Бахеа, дровосек, — маленький худой человек с резкими чертами лица — пристально взглянул на меня и сказал, что лавочник утверждает, будто я — шпион американской компании, которая собирается открыть в Сонорской пустыне на землях яки какие-то рудники. Все дружно возмутились по поводу такого подозрения в мой адрес. Кроме того, они недолюбливали лавочника, который был мексиканцем — «йори», как говорят индейцы.
Лусио сходил в другую комнату и принес еще одну бутылку. Открыв ее, он налил себе до краев, выпил, а потом передал бутылку дальше. Разговор вертелся вокруг вероятности того, что американцы откроют в Соноре свои рудники. Рассуждали, чем это чревато для индейцев яки. Бутылка вернулась к Лусио. Он приподнял ее и посмотрел на свет, много ли осталось.
— Успокой его, — прошептал мне дон Хуан. — Скажи, что в следующий раз привезешь больше.
Я наклонился к Лусио и шепотом заверил, что в следующий мой приезд он получит никак не меньше полудюжины бутылок.
В конце концов наступил момент, когда все темы были исчерпаны.
Тогда, обращаясь ко мне, дон Хуан громко сказал:
— Почему бы тебе не рассказать о своих встречах с
—
— Некоторые называют его так, — сухо ответил дон Хуан. — Я предпочитаю говорить
— Эта дьявольская штука сводит с ума, — сказал Хенаро, высокий угловатый человек средних лет.
— Я думаю, глупо утверждать, что
Бахеа улыбнулся и скромно заметил:
— Кто знает?
Все засмеялись.
— Ну хорошо, тогда возьмем меня, — сказал дон Хуан. — Я знаком с
Никто не смеялся, но было видно, что они не принимают это всерьез.
— С другой стороны, — продолжал дон Хуан, — он действительно сводит людей с ума, тут вы правы, но только тех, которые приходят к нему, не ведая, что творят.
Эскере, старик, по виду примерно ровесник дона Хуана, покачал головой и негромко хмыкнул.
— Что ты имеешь в виду под этим «не ведают, что творят», Хуан? — спросил он. — В прошлый раз я слышал от тебя то же самое.
— Люди в самом деле дуреют, когда нажрутся этого пейотного зелья, — снова вмешался Хенаро. — Однажды я видел, как индейцы-хиколо жрали его. Как будто с ними белая горячка приключилась. Они харкали, рыгали и ссали где попало. Если есть эту дрянь, то можно заработать эпилепсию. Это мне как-то говорил сеньор Салас, инженер. А ведь эпилепсия — на всю жизнь, сам знаешь.
— Да, это значит — быть хуже скотины, — грустно добавил Бахеа.
— В случае с теми хиколо ты видел только то, что хотел видеть, Хенаро, — сказал дон Хуан. — Ты же не спросил у них самих, что это такое — встреча с
— Ну, если не психи, то где-то около того. Надо быть психом, чтобы заниматься такими вещами.
— Хорошо, но если бы все эти люди были психами, кто бы за них работал? Как бы они умудрялись прожить? — спросил дон Хуан.
— Макарио, ну, тот, который «оттуда» — из Штатов, говорит, что каждый, кто хоть раз принимал эту штуку, отмечен на всю жизнь, — сказал Эскере.
— Макарио врет, — отрезал дон Хуан. — Я уверен: он понятия обо всем этом не имеет.
— Вообще-то Макарио — изрядное трепло, этого у него не отнимешь… — сказал Бениньо.
— Макарио — это кто? — поинтересовался я.
— Один индеец-яки. Живет здесь, — сказал Лусио. — Он говорит, что родом из Аризоны и что во время войны был в Европе. Большой любитель потрепаться.
— Хвастается, что был полковником, — вставил Бениньо.