Я дважды в жизни посетил футболИ оба раза ничего не понял:Все были в красном, белом, голубом,Все бегали. А больше я не помню.Но в третий раз…Но, впрочем, в третий разЯ нацепил гремучие медали,И ордена, и множество прикрас,Которые почти за дело дали.Тяжелый китель на плечах влача,Лицом являя грустную солидность,Я занял очередь у врача,Который подтверждает инвалидность.А вас комиссовали или нет?А вы в тех поликлиниках бывали,Когда бюджетКак танк на перевале:Миг — и по скалам загремел бюджет?Я не хочу затягивать рассказПро эту смесь протеза и протеста,Про кислый дух бракованного теста,Из коего повылепили нас.Сидевший рядом трясся и дрожал.Вся плоть его переливалась часто,Как будто киселю он подражал,Как будто разлетался он на части.В любом движеньи этой дрожью связан,Как крестным знаком верующий черт,Он был разбит, раздавлен и размазанВойной: не только сплюснут, но — растерт.— И так — всегда?Во сне и наяву?— Да. Прыгаю, а все-таки — живу!(Ухмылка молнией кривой блеснула,Запрыгала, как дождик, на губе.)— Во сне — получше. Ничего себе.И — на футболе. —Он привстал со стула,И перестал дрожать,И подошелКо мнеС лицом, застывшим на мгновеньеИ свежим, словно после омовенья.(По-видимому, вспомнил про футбол.)На стадионе я — перестаю! —С тех пор футбол я про себя таю.Я берегу его на черный день.Когда мне плохо станет в самом деле,Я выберу трибуну,Чтобы — тень,Чтоб в холодке болельщики сидели,И пусть футбол смиряет дрожь мою!
РАЗНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ
От имени коронного судаБританского, а может быть, и шведского,Для вынесения приговора вескогоДопрашивается русская беда.Рассуживает сытость стародавняя,Чьи корни — в толще лет,Исконный недоед,Который тоже перешел в предание.Что меряете наш аршинНа свой аршин, в метрической системе?Л вы бы сами справились бы с теми,Из несших свастику бронемашин?Нет, только клином вышибают клин,А плетью обуха не перешибают.Ведь бабы до сих пор перешиваютИз тех знамен со свастикой,ГардинБез свастики,Из шинелей.И до сих пор хмельные инвалидыКричат: — Кто воевал, тому налей!Тот первый должен выпить без обиды.