Собрание сочинений. Т.13.

— Я, слышите, я скажу вам, что вы делали вечером четырнадцатого февраля… В три часа пополудни вы сели в Барантене на руанский поезд — для чего именно, следствием пока не установлено. Вы собирались возвратиться из Руана парижским поездом, который останавливается там в девять часов три минуты, и тут, находясь в потоке пассажиров, увидели господина Гранморена в дверях его купе. Заметьте, я не обвиняю вас в том, будто вы заранее расставили ему западню, полагаю, что мысль об убийстве пришла вам в голову только тогда… Воспользовавшись толкотней, вы проникли в купе и принялись ожидать Малонейского туннеля; однако вы плохо рассчитали время, и, когда нанесли удар, поезд уже вырвался из туннеля… Потом вы выкинули труп и сошли в Барантене, предварительно отделавшись от пледа… Вот что вы сделали.

Денизе внимательно следил за сменой выражений на бледном лице Кабюша; сначала тот внимательно слушал, но под конец добродушно расхохотался, что совершенно вывело следователя из себя.

— О чем это вы толкуете?.. Если б я прикончил его, то так бы и сказал.

Потом он спокойно прибавил:

— Я этого не сделал, а должен бы сделать. И очень сожалею, черт побери!

Сколько ни бился Денизе, он ничего больше не вытянул из обвиняемого. Тщетно он задавал одни и те же вопросы, по десять раз возвращался к ним, прибегал к различным приемам. Кабюш твердил одно: нет и нет, он не убивал. Пожимая плечами, он заявлял, что все это вздор. Когда его арестовали, в лачуге произвели обыск: ни оружия, ни банковых билетов, ни часов обнаружено не было, но зато наткнулись на весьма серьезную улику — штаны с несколькими капельками крови. Обвиняемый вновь разразился смехом: вот вздор, он свежевал кролика, и немного крови попало на штаны! Вбив себе в голову, что Кабюш — преступник, следователь, убежденный в своем тонком профессиональном чутье, сам все усложнял, постепенно теряя почву под ногами и удаляясь от истины. Кабюш, этот ограниченный человек, неспособный тягаться с ним в тонкости ума, с таким непоколебимым упорством твердил свое «нет», что Денизе в конце концов совершенно потерял терпение; считая, что перед ним преступник, он все больше выходил из себя, усматривая в этом упорном запирательстве только дикое упрямство завзятого лжеца. Нет, он заставит его сознаться!

— Значит, вы отрицаете?

— Конечно, ведь убил-то не я… Уж если б я это сделал, то стал бы гордиться, а не то что скрывать!

Денизе резко поднялся и сам приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Пригласив Жака войти, он задал ему вопрос:

— Вы узнаете этого человека?

— Я его знаю, — ответил удивленный машинист. — Я его как-то видал у Мизаров.

— Нет, нет… Узнаете ли вы в нем человека, промелькнувшего перед вами в окне вагона, убийцу?

Жак сразу насторожился. Он не находил сходства между Кабюшем и незнакомцем. Тот, казалось ему, был ниже ростом и с более темными волосами. Он уже собирался сказать об этом, но решил, что зайдет слишком далеко. И уклончиво пробормотал:

— Не знаю, не могу сказать… Уверяю вас, сударь, что ничего не могу сказать.

Следователь не стал ждать долее и пригласил войти супругов Рубо. Он задал им тот же вопрос:

— Вы узнаете этого человека?

Кабюш по-прежнему улыбался. Не выказав никакого удивления, он легонько кивнул Северине, которую знавал еще юной девушкой, когда она жила в Круа-де-Мофра. Но жена и муж, увидя его, растерялись. Они поняли: вот, оказывается, человек, об аресте которого им говорил Жак; из-за него-то их, видно, и вызвали опять на допрос. Рубо был поражен, он даже ужаснулся тому, насколько этот малый похож на мнимого убийцу, которого сам он, Рубо, наделил такой внешностью, чтобы она как можно меньше напоминала его собственную. Это было до такой степени неожиданно, что помощник начальника станции оторопел и медлил с ответом.

— Ну так как? Узнаете его?

— Боже мой! Господин следователь, повторяю, что речь идет лишь о мимолетном впечатлении от человека, который чуть было не задел меня на ходу… Конечно, этот тоже высокого роста, и белокурый, и без бороды…

— Словом, вы его опознаете?

Рубо тяжело дышал, и легкая дрожь говорила о происходящей в нем внутренней борьбе. Но инстинкт самосохранения одержал верх.

— Не могу утверждать. Однако он смахивает, сильно смахивает на того.

На этот раз Кабюш разразился проклятьями. Долго его еще будут морочить всеми этими россказнями? Никого он не убивал, почему его не отпускают домой? Кровь кинулась ему в голову, он принялся размахивать кулаками и сделался так страшен, что следователь крикнул жандармов, и те увели Кабюша. Но при виде этого приступа ярости, напоминавшей ярость преследуемого зверя, который кидается на охотника, Денизе торжествовал. Теперь он окончательно убедился в том, что убийца — Кабюш, и даже не таил этого.

— Видели его глаза? Я их всегда по глазам узнаю… Ну, теперь ему крышка, он в наших руках!