Собрание сочинений. Т.13.

С той поры это вошло в привычку — по понедельникам они завтракали, а по четвергам и субботам вместе коротали вечера. Если Жак почему-то не появлялся, то Рубо в следующий раз уже поджидал приятеля, добродушно выговаривал ему и уводил к себе. Помощник начальника станции делался все более угрюмым и приходил в веселое расположение духа лишь в обществе нового друга. В начале знакомства машинист служил источником жестокой тревоги для Рубо, и можно было ожидать, что он возненавидит Жака, как свидетеля, постоянно напоминавшего ему об ужасных событиях, о которых хотелось забыть; но молодой человек, напротив, стал Рубо просто необходим, возможно, как раз потому, что знал и промолчал. Это обстоятельство прочно связывало их как сообщников. Помощник начальника станции часто выразительно поглядывал на машиниста и пожимал ему руку с такой силой и горячностью, какие нельзя было объяснить просто выражением дружеских чувств.

Каждый приход Жака был своего рода праздником для Рубо и его жены. Едва он появлялся на пороге, Северина с радостным возгласом кидалась ему навстречу, как женщина, которую неожиданное развлечение выводит из дремотного состояния. Она отбрасывала вышиванье или книгу и, стряхнув дурман оцепенения, в котором проводила целые дни, начинала весело щебетать и смеяться:

— Ах, как чудесно, что вы явились! Я услышала, что прибыл курьерский, и тут же подумала о вас.

Завтраки втроем были радостным событием. Северина уже изучила вкусы Жака, сама покупала для него свежие яйца; она держалась очень мило, как гостеприимная хозяйка, которая старается для друга дома, и во всем этом трудно было пока усмотреть что-либо, кроме простого радушия и стремления рассеяться.

— Обязательно приходите в понедельник! Я приготовлю для вас крем.

Прошел месяц, и Жак стал своим человеком в доме Рубо; к этому времени отчужденность между супругами еще больше усилилась. Теперь Северина все чаще предпочитала спать одна и придумывала для этого всевозможные предлоги; и муж, который в первое время после свадьбы страстно и грубо добивался ее ласк, больше к этому не стремился. В чувстве Рубо к ней никогда не было нежности, и Северина уступала его домогательствам, как послушная жена, полагая, что так оно и должно быть, но не испытывая при этом никакой радости. Однако после убийства Гранморена близость с мужем стала внушать ей отвращение, хотя она и не могла толком объяснить почему. Мысль, что он лежит в постели рядом с нею, раздражала и пугала. Однажды вечером они позабыли погасить свечу, и когда над Севериной склонилось багровое, искаженное судорогой лицо Рубо, молодая женщина в ужасе вскрикнула — ей вспомнилось, что точно такое лицо было у него в минуту убийства; с тех пор она каждую ночь дрожала: всякий раз перед ней вставала ужасная сцена убийства, ей мерещилось, будто Рубо, запрокинув ее навзничь, готовится вонзить в нее нож. Она понимала, что это глупо, и все-таки сердце ее бешено колотилось от страха. Впрочем, Рубо все реже стремился обладать Севериной, ее внутреннее сопротивление охлаждало его. Усталость, безразличие, все то, что возникает между супругами с возрастом, стало их уделом — и причиной тому был пережитый ими ужасный кризис, между ними встала пролитая кровь. Когда им приходилось спать в общей постели, они старались не прикасаться один к другому. Присутствие Жака способствовало их разрыву: он помог Рубо и Северине избавиться от владевшего ими наваждения, помог им внутренне освободиться друг от друга.