Собрание сочинений. Т.13.

И все же угрызений совести Рубо не испытывал. До того как дело было прекращено, он боялся лишь последствий своего преступления; особенно страшился он потерять место. Он не жалел о том, что сделал. Однако, если бы ему предстояло все начать сызнова, он остерегся бы вовлекать в это жену: женщины легко поддаются страху, он взвалил на плечи Северины слишком тяжелое бремя, и поэтому она теперь ускользала от него. Она бы по-прежнему беспрекословно подчинялась ему, не сделай он ее соучастницей ужасного и кровавого преступления. Но так случилось, и к этому нужно было приноровиться; вообще же Рубо приходилось делать над собой серьезное усилие, чтобы мысленно вернуться в то состояние, когда после признания Северины он решил, что убийство — единственный выход, тогда ему казалось, что он не сможет жить, если не зарежет Гранморена. Ныне, когда пламя ревности погасло и огненные языки больше не лизали сердце, а сам Рубо был охвачен каким-то оцепенением, словно вся кровь его сгустилась от пролитой им крови, необходимость убийства уже не представлялась ему столь очевидной. Иногда он даже спрашивал себя: а стоило ли убивать? Впрочем, то не было раскаяние, а скорее какое-то разочарование, ощущение, что часто совершаешь постыдные поступки в надежде стать счастливым, но счастливее не становишься. Раньше Рубо любил поговорить, а теперь он надолго погружался в молчание, и его обуревали какие-то неясные мысли, от которых он делался еще угрюмее. Покончив с едой, он сразу же вставал из-за стола, не желая оставаться наедине с женою, вылезал через окно на навес крытой платформы и усаживался на щипце; обвеваемый ветром с моря, предаваясь смутным мечтам, он выкуривал трубку за трубкой, а взгляд его устремлялся за город, туда, где на самом горизонте медленно исчезали пакетботы, уходившие в дальние моря.

Однажды вечером в Рубо пробудилась дикая ревность былых времен. Он разыскал Жака в депо и вместе с ним шел домой, чтобы выпить по стаканчику вина; и тут, на лестнице, им повстречался обер-кондуктор Анри Довернь. Смешавшись, тот принялся объяснять, что приходил к г-же Рубо по поручению своих сестер. В действительности же Анри с некоторых пор волочился за Севериной, рассчитывая на успех.

Рубо еще с порога ожесточенно набросился на жену.

— Что он тут делал, этот молодчик? Ты ведь знаешь, я его терпеть не могу!

— Но, друг мой, он приходил за рисунками для вышиванья…

— Я ему покажу вышиванье! Ты что, дураком меня считаешь? Думаешь, я не понимаю, зачем он сюда шляется?.. Берегись!

Он шел на нее, сжав кулаки, она пятилась, побледнев как смерть, удивленная этой вспышкой, такой необъяснимой при том безразличии, с каким они теперь относились друг к другу. Но Рубо уже успокоился и обратился к Жаку:

— Ведь вот какие наглецы, лезут в семейный дом и убеждены, что жена тут же кинется им на шею, а польщенный муж на все закроет глаза! У меня от таких вещей кровь в жилах закипает… Случись это с моей женой, я ее задушу, не задумываясь! Пусть этот господинчик сюда больше носа не кажет, не то я с ним быстро разделаюсь… Меня от него мутит!

Жаку стало не по себе, он немного растерялся. Не он ли истинная причина этого взрыва ярости? Не хотел ли муж таким путем предостеречь его? Но он тут же успокоился, так как Рубо весело продолжал:

— Ну ладно, глупышка, я знаю, что ты и сама выставишь его за дверь… Дай-ка стаканы и выпей вместе с нами.

Он похлопал Жака по плечу, Северина пришла в себя и улыбнулась обоим мужчинам. Потом они вместе выпили и очень мило провели время.