Собрание сочинений. Т.13.

Жак, сдержав раздражение, ничего не ответил. Он прекрасно понимал, что их былая любовь втроем безвозвратно миновала: тесная дружба, связывавшая его самого, кочегара и их машину, прекратилась со смертью «Лизон». Теперь они ссорились по любому пустяку — из-за слишком сильно завернутой гайки, из-за небрежно подброшенной лопаты угля. И Жак мысленно дал себе слово держаться поосмотрительнее с Филоменой, он не хотел, чтобы дело дошло до открытой войны между ним и кочегаром, с которым они долгие часы стояли рядом на узком трясущемся мостике — площадке мчавшегося паровоза. Прежде Пеке испытывал благодарность к машинисту за то, что тот никогда не придирается к нему, дает изредка вздремнуть и разрешает доедать свой завтрак, и он вел себя, как верный пес, готовый из преданности к хозяину перегрызть любому глотку; вот почему они жили как братья, которых роднит повседневная опасность, не нуждались даже в словах и молча понимали друг друга. Но начни они ссориться, и жизнь их быстро превратится в ад: мыслимое ли дело долгими часами трястись на паровозе рядом с ненавистным тебе человеком? Только неделю назад администрация Компании была вынуждена расформировать паровозную бригаду курьерского поезда Париж — Шербур: былые друзья переругались из-за какой-то красотки, машинист стал помыкать кочегаром, а тот перестал его слушаться; начались драки, подлинные битвы в пути, когда оба забывали, что за ними на огромной скорости катятся вагоны, набитые пассажирами.

Пеке назло машинисту еще дважды подбрасывал уголь в топку — он, без сомнения, искал ссоры; однако Жак делал вид, будто ничего не замечает и всецело поглощен управлением, он только то и дело поворачивал маховичок инжектора, чтобы уменьшить давление пара в котле. Воздух был удивительно мягкий, и прохладный ветерок, возникавший при движении поезда, необыкновенно освежал в эту жаркую июньскую ночь! Когда в пять минут двенадцатого курьерский поезд прибыл в Гавр, Жак и Пеке принялись мыть паровоз, казалось, в таком же добром согласии, как в былое время.

Они уже собрались покинуть паровозное депо, чтобы направиться спать на улицу Франсуа-Мазлин, как вдруг их окликнул женский голос:

— Куда это вы торопитесь? Зайдите на минутку!

То была Филомена; стоя на крылечке своего дома, она, должно быть, поджидала Жака. Заметив Пеке, она с нескрываемой досадой передернула плечами, однако решила пригласить обоих: ради удовольствия поболтать с новым любовником стоило примириться с присутствием прежнего.

— Отстань, слышишь! — огрызнулся Пеке. — Чего пристаешь, мы спать хотим.

— До чего ж ты любезен! — весело отозвалась Филомена. — Но господин Жак не такой грубиян, как ты, он не откажется выпить с дамой стаканчик вина… Не правда ли, господин Жак?

Машинист из осторожности уже подумал было отказаться, но тут кочегар неожиданно согласился: как видно, он решил понаблюдать за Жаком и Филоменой, чтобы понять, справедливы ли его подозрения. Все трое вошли в кухню и уселись за стол, Филомена принесла рюмки и бутылку водки, затем, понизив голос, сказала:

— Постарайтесь только не очень шуметь, наверху спит брат, а он не любит, когда у меня гости.

Разливая водку, Филомена прибавила:

— Кстати, слыхали, мамаша-то Лебле нынче утром околела… О, я давно предсказывала: коли старуху переселят в ту квартиру — ведь это сущая темница, — она недолго протянет. Ну, она и промаялась там месяца четыре, просто желчью исходила, что ничего не видит, окромя цинковой кровли навеса… Но только доконало ее другое: в последнее время она уж и вовсе не поднималась с кресла и не могла больше шпионить по своей привычке за мадемуазель Гишон и начальником станции. Старуха ужасно как бесилась, что никак не поймает их вдвоем, из-за этого она и померла.

Филомена остановилась, отхлебнула глоток и со смехом воскликнула:

— А ведь они, бьюсь об заклад, спят друг с другом. Но уж до того хитры! Все шито-крыто, не подкопаешься!.. Сдается мне все же, что эта пигалица, госпожа Мулен, как-то их застукала вечерком. Но ее им опасаться нечего, она-то не проболтается: во-первых, дура дурой, а потом, ее муж как-никак помощник господина Дабади…

Филомена опять умолкла, но тут же прибавила:

— Да, чуть не забыла, ведь на той неделе в Руане начинается дело Рубо.

До сих пор Жак и Пеке слушали ее, не вставляя ни слова. Кочегар находил только, что его любовница уж больно разговорчива: никогда еще, наедине с ним, она не вела таких длинных речей; он не сводил глаз с Филомены и, видя, как возбуждает ее общество машиниста, с каждой минутой испытывал все более жгучую ревность.

— Да, — невозмутимо откликнулся Жак, — мне пришла повестка из суда.

Филомена подскочила к молодому человеку, радуясь возможности коснуться его хотя бы локтем.