Это воинство постоянно в походе, и Пьеру казалось, будто он видит, будто он явственно слышит, как оно марширует за морями, на далеких материках, как одер-живает победы и упрочивает во имя религии политическую власть. Нарцисс уже рассказывал ему, с каким настороженным вниманием наблюдали иностранные посольства в Риме за деятельностью конгрегации Пропаганды веры: ведь ее миссии, пользуясь огромным влиянием в далеких странах, нередко служили политическим целям Рима. Вслед за властью духовной католичество захватывало власть светскую, завоевывая души верующих, оно покоряло и тела. Здесь шла непрерывная борьба, ибо конгрегация покровительствовала миссионерам Италии и союзных стран, всячески способствуя их победе, но жестоко враждовала со своей соперницей — французской коллегией Пропаганды веры, обретавшейся в Лионе, столь же богатой и могущественной, располагавшей даже большим числом энергичных и смелых проповедников. Римская конгрегация не только облагала французские миссии тяжким налогом, но еще повсюду мешала им, противодействовала, опасаясь их соперничества. Во многих случаях французских миссионеров, французских монахов преследовали и изгоняли, принуждая уступить место миссионерам итальянским или немецким. И тайный центр политических интриг, прикрывавшихся просветительной и религиозной деятельностью, находился, как угадывал Пьер, именно здесь, в этом пыльном, мрачном кабинете, куда никогда не заглядывало солнце. Аббата вновь охватил трепет, словно ему вдруг открылся страшный, зловещий смысл давно знакомых явлений. Разве не содрогнулся бы самый мудрый, разве не побледнел бы самый смелый человек перед этой могучей грозной машиной, созданной для завоевания и порабощения, работающей упорно и непрерывно во времени и пространстве, машиной, которая, не довольствуясь господством над душами, стремится подчинить себе в будущем всех людей и, лишь временно уступая их светской власти, надеется в конце концов завладеть ими безраздельно? Какое необычайное зрелище представлял невозмутимый, безмятежный Рим, спокойно ожидающий часа, когда католическая религия поглотит двести миллионов магометан и семьсот миллионов буддистов и брахманистов, сольет все народы в единый народ и станет его духовной и светской владычицей во имя торжества христианства!
Услышав легкое покашливание, Пьер быстро обернулся и вздрогнул, увидев перед собой кардинала Сарно, который бесшумно вошел в кабинет. Застигнутый врасплох перед картой, аббат смутился, как будто совершил тяжкий проступок, как будто пытался проникнуть в чужую тайну. Кровь бросилась ему в лицо.
Но кардинал, окинув его тусклым взглядом, прямо направился к столу и молча опустился в кресло. Махнув рукой, он избавил Пьера от обряда целования перстня.
— Я хотел засвидетельствовать почтение вашему высокопреосвященству, — сказал Пьер. — Ваше высокопреосвященство не совсем здоровы?
— Нет, нет, меня просто замучила эта окаянная простуда. И потом, у меня столько дел в последнее время!
В бледном свете, падавшем из окна, Пьер с удивлением рассматривал кардинала — хилого, кривобокого, некрасивого, с безжизненными глазами на изможденном, землистом лице. Он напомнил Пьеру его парижского дядю, прокорпевшего тридцать лет в какой-то канцелярии: у того был такой же потухший взгляд, желтая кожа, усталый, отупевший вид. Неужели правда, что этот дряхлый, сухонький старичок в черной сутане с красной каймою — властелин мира, неужели, никогда не отлучаясь из Рима, он управляет христианскими миссиями во всех странах, так что даже префект конгрегации Пропаганды веры не смеет ничего предпринять, не испросив его совета?
— Присядьте, пожалуйста, господин аббат… Итак, вы хотели меня повидать, у вас ко мне какая-нибудь просьба?
Приготовившись слушать, кардинал торопливо перелистывал худыми пальцами разложенные перед ним папки, пробегая глазами каждую бумажку, не теряя ни минуты, точно опытный стратег, точно полководец, который из своего кабинета руководит операциями далекой армии, ведя ее к победе.
Немного смутившись, что ему сразу предложили объяснить цель своего визита, Пьер решил высказаться начистоту.
— Действительно, я позволю себе испросить мудрого совета у вашего высокопреосвященства. Как вашему высокопреосвященству известно, я приехал в Рим, чтобы защищать мою книгу, и я был бы счастлив, если бы вы оказали мне честь напутствовать меня, помочь своим богатым опытом.
Пьер вкратце рассказал, в каком положении дело, и принялся горячо доказывать свою правоту. Но, продолжая говорить, он заметил, что кардинал слушает его невнимательно, думает о чем-то другом, перестает следить за его речью.
— Ах да, вы написали книгу, об этом шел разговор на вечере у донны Серафины… Это большая ошибка: священник не должен писать. Зачем?.. Раз конгрегация Индекса осуждает книгу, стало быть, она имеет на то причины. Что я могу поделать? Я не состою членом конгрегации, я ничего не знаю, совершенно ничего не знаю.