Собрание сочинений. Т.18. Рим

Пьер уже встречал Стефану у старика Орландо и сразу узнал ее милую улыбку и ясное, слегка располневшее лицо с мелкими чертами. Но с особым интересом он рассматривал мужа; черноволосый, сухощавый, изжелта-смуглый, с глазами навыкате, с острым подбородком и ястребиным носом, Сакко походил на ярмарочного неаполитанского полишинеля; он жестикулировал, громко разговаривал, заражая окружающих своим неистощимым весельем. Он обладал редким красноречием и, главное, необычайно приятным, пленительным голосом. Видя, с какою легкостью он покорял сердца в этой изысканной гостиной, можно было понять его блестящий успех в скучной, серой среде министерских чиновников. В деле женитьбы своего сына он вел себя на редкость умно и осмотрительно, с преувеличенной щепетильностью противился желанию Челии и самого Аттилио и долго не давал согласия на брак, опасаясь, как бы не заподозрили, будто он охотится за приданым или за титулом. Он уступил лишь после того, как дали согласие Буонджованни, и не раньше, чем узнал мнение всеми почитаемого старого Орландо, неподкупная честность которого была известна по всей Италии; Сакко, правда, был заранее уверен в его одобрении, так как прославленный герой не стеснялся заявлять во всеуслышание, что князья Буонджованни должны почитать за честь принять в семью его внучатого племянника, красивого и храброго юношу, который обновит их одряхлевший род и даст Челии здоровых детей. Во всей этой истории Сакко ловко пользовался славным именем Орландо, постоянно ссылался на свое родство с ним и выказывал сыновнюю почтительность к героическому защитнику отечества, будто и не подозревая, до какой степени старик его презирает и ненавидит; Орландо же возмущался, что Сакко и ему подобные захватили власть, и был убежден, что они приведут страну к разорению и позору.

— Что ж, — продолжал Нарцисс, обращаясь к Пьеру, — Сакко человек ловкий, практичный, щелчки и пощечины его нисколько не задевают. Должно быть, подобные личности без предрассудков необходимы, когда государство находится в бедственном положении, переживает кризисы — политические, финансовые и моральные. Говорят, что Сакко своей несокрушимой уверенностью, изворотливым умом, способностью преодолевать все препятствия, ни перед чем не отступая, совершенно покорил короля и снискал его благосклонность… Да посмотрите, посмотрите же, какая свита придворных его окружает, право, можно подумать, что он-то и есть настоящий хозяин этого дворца!

И в самом деле, гости, склонившись в поклоне перед супругами Буонджованни, проходили дальше и толпились вокруг Сакко: ведь от него зависела власть, выгодные должности, пенсии, ордена; если кое-кто и усмехался, видя этого черного вертлявого выскочку под портретами знатных предков хозяина дома, то льстецы уже заискивали перед ним, представителем новой власти, этой еще неведомой демократической силы, которая подымалась и крепла повсюду, даже на древней римской земле, где лежало в развалинах былое величие патрицианских родов.

— Бог ты мой, какая толпа! — пробормотал Пьер. — Кто они такие, откуда все эти люди?

— О, здесь самое смешанное общество! — ответил Нарцисс. — Они уже не принадлежат ни к партии «черных», ни к партии «белых», это, можно сказать, мир «серых». Эволюция была неизбежной; не мог же весь город, весь народ остаться на непримиримой позиции какого-нибудь кардинала Бокканера. Один только папа пребывает непреклонным и никогда не пойдет на уступки. Но вокруг него все неодолимо изменяется, все идет вперед. Поэтому, несмотря на противодействие духовенства, Рим все равно через несколько лет станет итальянским городом… Знаете, ведь теперь если в княжеском доме двое сыновей, то один остается в Ватикане, а другого посылают в Квиринал. Всем хочется жить, не так ли? Знатные фамилии, которым грозит гибель, не столь героичны, чтобы из-за фанатического упорства пойти на самоубийство… Как я уже вам говорил, здесь мы на нейтральной почве, ибо князь Буонджованни один из первых понял необходимость примирения. Его богатство лежит мертвым капиталом, он не решается поместить его ни в промышленность, ни в торговое дело, зная, что придется делить состояние между пятерыми детьми, а те раздробят его на еще более мелкие части; вот почему он перешел на сторону короля, не порывая, однако, из осторожности и с папой… Итак, вы видите, в этом салоне царит та же путаница и неразбериха, что и в общественном мнении, и в голове самого князя.

Прервав свои объяснения, Нарцисс начал называть Пьеру новоприбывших гостей: