Собрание сочинений. Т.18. Рим

Но в этом избытке силы и славы таилась смерть. За семь с половиной веков сначала монархия, а затем республика создали величие Рима, а прожорливая империя за пять веков высосала из народа, владыки мира, все соки. Огромные пространства, самые отдаленные провинции постепенно были дотла разграблены, обескровлены; фиск пожирал все, вырывав пропасть неминуемого краха; и пока вырождавшийся народ, предаваясь беспутству и лени, вкушал отраву зрелищ, наемники сражались и обрабатывали землю. Со времен Константина у Рима появляется соперница — Византия; при Гонории происходит расчленение, и пока дюжина императоров сменяет друг друга, наступает окончательное разложение — остается лишь обглодать до костей издыхающую жертву; и вот на троне цезарей — последний император Ромул-Августул, тщедушный ублюдок, самое имя которого, нанося двойную пощечину — и основателю Рима, и основателю империи, — кажется насмешкой над исторической славою города. На опустевшем Палатине по-прежнему победно возвышаются дворцы, гигантское нагромождение стен, ярусов, террас, вздымающихся в небо кровель. Но украшения уже сорваны, статуи похищены, вывезены в Византию. Империя, став христианской, закрыла прежние храмы, погасила огонь Весты, пощадив пока что одну лишь древнюю святыню — золотую статую Победы, этот символ вечного Рима, который благоговейно хранят в покоях самого императора. Этому культу будут верны вплоть до четвертого столетия. Но в пятом — нашествие варваров; Рим разграблен, сожжен, и победители на колесницах вывозят то, что не успело уничтожить пламя пожаров. Пока город зависит от Византии, смотритель императорских дворцов еще охраняет Палатин. Потом все погружается во мрак средневековья, тонет в нем. С той поры папы мало-помалу занимают место цезарей, наследуют покинутые теми мраморные жилища и неистребимую волю к господству. И, конечно же, они селятся во дворце Септимия Севера, а в Септизонии заседает конклав; позднее на этом триумфальном холме, в монастыре, по соседству с Септизонием, избран был в папы Геласий II. Итак, Август восстал из мертвых, чтобы, опираясь на папскую курию, этот воскресший римский сенат, вновь сделаться владыкой мира. В двенадцатом веке Септизоний принадлежал камальдулийским монахам, а те уступили его могущественному роду Франджипани; Франджипани превратили Септизоний в крепость, как сделали это с Колизеем, арками Константина и Тита, почти целиком заключив в крепостное кольцо священный холм, колыбель древнего города. Пронеслись шквалы яростных гражданских войн, опустошительных нашествий, крепостные стены были разрушены, дворцы и башни сметены с лица земли. Пришли новые поколения, они захватили развалины, обосновались здесь по праву пришельца и завоевателя; они превратили эти руины в погреба, в амбары, в хлевы для своих мулов. Прошло время, и на земле, укрывшей под собою мозаики императорских дворцов, зазеленели огороды, созревал виноград. А вокруг лежали пустыри, поросшие крапивой и колючками, да плющ довершал разрушение поверженных портиков. И настал день, когда великое нагромождение дворцов и храмов, это триумфальное жилище императоров, которое мрамору надлежало обессмертить, возвратилось во прах, откуда оно вышло; неумолимая природа укрыла величавые памятники под земляными холмами, одетыми растительностью, и все исчезло. Под палящим солнцем, среди диких цветов, жужжали только огромные мухи да беспрепятственно бродили стада коз, топча плиты тронной залы Домициана и рухнувшего святилища Аполлона.