Собрание сочинений. Т.18. Рим

— Бог мой! Я знаю то, что знают в посольствах все, о чем беспрестанно толкуют… Что касается доходов, то источники их различны. Прежде всего после Пия IX остался капитал — миллионов двадцать; они были вложены в различные предприятия и приносили почти миллионную ренту; но, как я вам уже говорил, наступил крах, утверждают, впрочем, что убытки уже возмещены. Затем, кроме постоянного дохода от вложений капитала, несколько сот тысяч франков в год дают в среднем всякого рода канцелярские сборы, раздача почетных титулов, тысячи мелких податей, уплачиваемых конгрегациям… Однако бюджет расходов превышает семь миллионов, поэтому, сами понимаете, шесть из них приходится ежегодно каким-то образом изыскивать; вот динарий святого Петра и возмещает эту недостачу, давая, быть может, не все шесть, но три-четыре миллиона; их пускают в оборот, чтобы, удвоив, свести концы с концами… Пришлось бы слишком долго рассказывать о денежных спекуляциях святого престола за последние пятнадцать лет: вначале — огромные прибыли, затем — крах, который едва не лишил папу всего достояния, и, наконец, — упорное участие в деловых операциях, позволившее, мало-помалу, заткнуть прорехи. Если вас это занимает, я вам когда-нибудь расскажу подробнее.

Пьер слушал с большим любопытством.

— Шесть миллионов?! Пусть даже четыре! — воскликнул он. — Сколько же он приносит, этот динарий святого Петра?

— Да в точности никто не знает. В свое время католические газеты печатали списки, цифры пожертвований, можно было хоть приблизительно что-то подсчитать. Но, видимо, сочли это неудобным, и теперь никаких сведений не публикуют, нет ни малейшей возможности представить себе, какие богатства стекаются к папе. Повторяю, только ему одному известна вся сумма, он сам хранит деньги, сам ими распоряжается как полновластный хозяин. Надо полагать, если год удачный, пожертвования составляют четыре-пять миллионов. Франция вначале давала половину этой суммы, нынче же доля ее, конечно, уменьшилась. Много дает также Америка. Затем следуют Бельгия, Австрия, Англия, Германия. Что до Испании и Италии… О, Италия…

Нарцисс, улыбаясь, взглянул на монсеньера Нани, который с благодушным видом покачивал головой; казалось, прелат был в восторге, словно впервые слышал обо всех этих любопытных вещах, до того ему не известных.

— Продолжайте, продолжайте, любезный сын мой!

— О, Италия не слишком отличается. Доведись папе существовать на даяния одних только итальянских католиков, в Ватикане быстро водворился бы голод. Можно сказать, что, далеко не балуя папу своими щедротами, римская знать к тому же дорого ему обошлась; ведь и крах-то он потерпел, главным образом, оттого, что одолжил князьям деньги для спекуляции… Только французские и английские богачи, да еще вельможи, присылают папе, пленнику и страстотерпцу, щедрые пожертвования. Называют некоего английского герцога: моля бога о выздоровлении своего впавшего в идиотизм сына, тот ежегодно, согласно обету, жертвовал крупную сумму… Я уж не говорю о чрезвычайно обильной жатве в дни священнического и епископального юбилея, к ногам папы легли тогда сорок миллионов.

— А расходы? — спросил Пьер.

— Я вам уже сказал, они составляют около семи миллионов. Можно считать, два миллиона уходит на пенсии, выплачиваемые бывшим чиновникам понтификата, не желающим служить Италии; но следует отметить, что с каждым годом эта цифра уменьшается: люди умирают… Затем, миллион положим на итальянские епархии, миллион на секретариат и нунциев, миллион на Ватикан. К этой статье расходов я отношу и расходы на папский двор, на гвардию, музеи, на содержание дворца и собора… Мы насчитали пять миллионов, не так ли? Положите еще два на благотворительные учреждения, пропаганду веры и, главное, на школы, которые Лев XIII со свойственным ему практическим чутьем субсидирует весьма щедро, руководствуясь справедливой мыслью, что исход борьбы и торжество религии зависят от юного поколения, от людей завтрашнего дня, которые станут на защиту матери своей — церкви, если только она сумеет внушить им отвращение к мерзким доктринам века.

Наступило молчание. Все трое остановились под величавой колоннадой, где не спеша прогуливались до сих пор. Площадь, которая кишела людьми, мало-помалу опустела, толпа схлынула, и в знойной пустыне мостовой, симметрично обрамленной колоннадами, маячили только обелиск и два фонтана, а на антаблементе расположенного напротив портика, озаренная ярким солнцем, застыла в благородной неподвижности вереница статуй.

Пьер снова взглянул вверх, на окна папских покоев, и ему почудилось, что он видит Льва XIII, окунувшегося в груду золота, погрузившегося целиком, всей своей белоснежной непорочной особой, всем своим тщедушным, восковым до прозрачности телом в гущу этих миллионов, которые он прятал, пересчитывал, тратил лишь во славу господню.

— Так, значит, папа может быть спокоен, — пробормотал Пьер, — в средствах он не стеснен?