Собрание сочинений. Т.18. Рим

То, что произошло далее, было столь необычайно, что Пьер долго не мог прийти в себя. Он видел в Лурде такое незабываемое зрелище идолопоклонства, простодушной веры, отчаянной религиозной одержимости, что до сих пор еще трепетал в смятении и горести. Но даже орава богомольцев, ринувшихся тогда к Гроту, даже толпа недужных, в смертельном обожании застывших перед статуей богородицы, толпа исступленная, как заразой охваченная верой в «чудо», — ничто, ничто не могло сравниться с приступом безумия, который овладел паломниками и поверг их к ногам папы. Епископы, высшие чины конгрегации, разного рода уполномоченные приблизились к папскому престолу, дабы возложить к стопам святого отца дары всего католического мира, вселенское даяние, динарий св. Петра. То была добровольная дань, которую подданные платили своему властелину деньгами, золотом, банковыми билетами, принесенными в сумочках, кошельках, бумажниках. Дамы, упав на колени, протягивали вышитые ими шелковые или бархатные кошельки. У некоторых были в руках бумажники с бриллиантовым вензелем Льва XIII. Возбуждение достигло предела, женщины срывали с себя драгоценности, кидали к ногам папы кошельки со всем их содержимым, до последнего су. Какая-то темноволосая красавица, высокая и стройная, сняла с себя часы, потом кольцо, швырнула все это на ковер помоста. Любая из этих женщин готова была растерзать себя, вырвать из груди пылающее любовью сердце и бросить его к ногам папы, любая готова была кинуться сама, принести себя всю, без остатка, на алтарь небесной любви. Подаяния низвергались настоящим ливнем; в полном самозабвении, в страстном порыве эти люди приносили все, что имели, в жертву кумиру, счастливы были разделить с ним свое добро. Все громче звучали яростные возгласы, клики «виват», исступленные вопли обожания; давка усиливалась, мужчины и женщины неистовствовали, обуреваемые неодолимой жаждой облобызать своего идола.

Подали знак, Лев XIII торопливо спустился с трона и занял свое место среди кортежа, чтобы проследовать в папские покои. Швейцарская гвардия энергично сдерживала толпу, не без труда пролагая путь через все три залы. Но, увидев, что папа собрался уходить, толпа отчаянно загудела, словно райские врата внезапно захлопнулись перед теми, кому еще не удалось приблизиться к трону. Какое ужасающее разочарование — заполучить зримого бога и потерять его, не успев простым прикосновением к святыне обрести спасение души! Началась страшная давка, неимоверная суматоха, швейцарская гвардия была сметена. Женщины ринулись вслед за папой; упав на колени, они ползали по мраморным плитам, лобызая следы его подошв, впивая пыль его шагов. Высокая брюнетка с воплем без чувств упала на краю помоста; она билась в нервном припадке, а два господина из комитета поддерживали ее, оберегая от ушибов. Другая — белокурая толстуха — яростно, как одержимая, впилась губами в позолоченную ручку кресла, где недавно покоился тщедушный и хрупкий старческий локоть. Другие, заметив это, стали ее отталкивать, завладели обеими ручками, бархатным сиденьем; сотрясаясь от рыданий, они присосались ртами к дереву, к обивке кресла. Оттащить их удалось только силой.

Наконец все кончилось, и Пьер словно очнулся от тягостного сна; его мутило от этого зрелища, разум его был возмущен. И снова он встретился взглядом с монсеньером Нани, — тот не спускал с него глаз.

— Ну, разве не великолепная церемония? — заметил прелат. — Какое утешение среди неправедности земной юдоли!

— Да, разумеется, но ведь это же идолопоклонство! — не сдержавшись, пробормотал священник.

Монсеньер Нани только улыбнулся и, словно не расслышав, пропустил замечание мимо ушей. В это время подошли две француженки, желая поблагодарить Нани за предоставленные им билеты, и Пьер с удивлением узнал в них мать и дочь, которые повстречались ему в катакомбах: обе красивые, жизнерадостные, здоровые. Впрочем, все происходящее было для них лишь захватывающим зрелищем. Они объявили, что посмотрели его с удовольствием, что это нечто совершенно поразительное, единственное в своем роде.

Толпа, окружавшая Пьера, неспешно расходилась; вдруг он почувствовал, что кто-то тронул его за плечо, и узнал Нарцисса Абера, тот был тоже захвачен происходящим.

— Я делал вам знаки, дорогой аббат, но вы не заметили… Разве не восхитительна эта брюнетка, что упала как подкошенная, скрестив руки на груди? Какая выразительность! Ну, просто шедевр примитивистов, картина Чимабуэ, Джотто, Фра-Анжелико! А те, что взасос лобызали ручки кресел? До чего они пленительны, прекрасны, полны обожания!.. Я никогда не пропускаю этих церемоний, тут такое увидишь, раскрываются такие картины души человеческой!..