Собрание сочинений. т.2.

Пока она искала, Гийом старался придумать наиболее мягкий способ принудить ее замолчать. Его гордость, его любовный эгоизм были так глубоко оскорблены, что он чувствовал неудержимую потребность ответить ей насилием. Против воли у него сжимались кулаки, поднималась рука. Он не ударил ее только потому, что не совсем еще потерял голову и оставшаяся в нем капля рассудка противилась мысли бить женщину. Но когда он услышал, как Мадлена прочла слова «я люблю Жака» с той интонацией, которая когда-то должна была звучать в ее голосе, он во весь рост выпрямился за ее спиной, занеся кулаки, точно собирался уложить ее на месте.

Это было мгновенно, как молния. Молодая женщина, что-то смутно почуяв, живо обернулась.

— Вот, вот! — закричала она. — Избей меня!.. Я хочу, чтобы ты меня избил.

Если б она не обернулась, Гийом, без сомнения, обрушил бы на нее свои кулаки. Громадная копна ее рыжих волос, ее голая шея, на которой ему мерещились следы поцелуев Жака, приводили его в ярость, делали беспощадным. Но когда он увидел перед собой бледное, нежное лицо Мадлены, его вдруг охватила жалость к ней, и он в безнадежном отчаянии отступил.

Зачем ты удержался? — спросила его Мадлена. — Ты сам видишь, что я обезумела и со мной надо обращаться, как со скотиной!

Она разразилась рыданиями. Эти бурные слезы произвели в ней перелом, и возбужденье тотчас улеглось. С самого начала своего странного бреда, заставившего ее заново пережить былое, она чувствовала в горле готовый пролиться поток слез.

Она бы ничего не сказала, если б могла выплакаться на свободе. Теперь, когда ее тоска и гнев изошли горячими слезами, она постепенно стала приходить в себя; все ее существо размягчилось, Мадлена поняла, как была жестока в своем безумии. Ей казалось, что она очнулась от кошмара, во время которого какая-то сила побуждала ее вслух описывать ужасные картины, встававшие в ее расстроенном мозгу. Она сама себе удивлялась, казня себя за вырвавшиеся у нее слова. Ей никогда не вернуть этих слов, муж никогда их не забудет. Отныне между ним и ею будет вечно стоять воспоминание об этой комнате — живая реальность одного эпизода ее любовной связи с Жаком.

В отчаянии, ужасаясь мысли, что она сама роковым образом во всем призналась Гийому, когда тот не требовал от нее никакой исповеди, Мадлена приблизилась к нему, умоляюще сложив руки. Он сидел на стуле, опустив голову, спрятав в ладонях лицо.

— Ты страдаешь, — прошептала она. — Я наговорила тебе вещей, от которых твое сердце обливается кровью… Не знаю, почему я все это рассказала. Я обезумела… Я ведь не злая. Помнишь, какие мы проводили прекрасные вечера! Я все тогда забыла, я считала, что достойна тебя. Ах, как я тебя любила, Гийом!.. Я и сейчас люблю тебя. Я не смею поклясться в своей любви, потому что хорошо понимаю, что ты мне не поверишь. И все-таки это правда… Пойми, воспоминания схватили меня за горло, и я задохнулась бы, если б но выговорилась.

Он ничего не ответил. Он был погружен в безысходное отчаяние.

— Ну что ж, — продолжала Мадлена, — я вижу, между нами все кончено. Мне только остается исчезнуть… Смерть сладка.

Гийом поднял голову.

— Смерть, — прошептал он, — уже смерть… Нет, не может быть, чтобы все было кончено.

Он смотрел на жену, тронутый мыслью увидеть ее мертвой. Он ни на что не надеялся, он чувствовал себя оскорбленным навеки, но его слабые нервы страшились немедленной и грубой развязки. Ему хотелось жить дальше, но не потому, что он желал снова попытать счастья, а потому что, сам того не сознавая, находил какое-то горькое наслаждение в страдании от той самой любви, которая прежде составляла радость его жизни. Ведь под землей он не будет чувствовать даже боли, причиняемой Мадленой.

— Ах, будь чистосердечен, — сказала она, и в ее голосе снова послышалась суровость. — Не бойся быть жестоким. Я-то разве пощадила тебя?.. Отныне между нами стоит этот человек… Неужели у тебя хватит духу обнять меня, Гийом?

Наступило молчание.

— Видишь, ты не отвечаешь мне, — продолжала она. — Спастись нам невозможно. Я больше не хочу подвергать себя встречам на дорогах с говорящими мне «ты» нищенками, не желаю останавливаться в гостиницах, где рискую вернуть к жизни умершие дни… Лучше покончить разом.

Она, шатаясь, ходила по комнате, блуждающими глазами отыскивая кругом себя какое-нибудь орудие самоубийства. Гийом следил за ней, не говоря ни слова. Если б она сейчас покончила с собой, он бы ей не воспрепятствовал. Но вдруг она остановилась: мысль о дочери возникла в ее уме; она не захотела признаться мужу, что ее останавливает, но сказала только:

— Слушай, обещай, что не помешаешь мне умереть, когда наша жизнь станет совсем невыносимой… Обещаешь?

Он утвердительно наклонил голову. Потом поднялся и надел шляпу.

— Ты не хочешь оставаться здесь до завтра? — спросила Мадлена.

— Нет, — ответил он, слегка вздрогнув, — мы поедем.