Собрание сочинений. Т.24. Из сборников:«Что мне ненавистно» и «Экспериментальный роман»

Мой взор был ослеплен манящим блеском света,
Надеждой суетной душа была согрета,
Я руки у вельмож, как верный пес, лизал.
Страдая от нужды, не нарушал я чина
И, в бедности живя, о счастии мечтал,
А умер на ларе в прихожей господина.

Разумеется, не все писатели так угодливо гнули спину. Люди талантливые сохраняли достоинство и не желали пресмыкаться; однако они составляли редкое исключение, ибо, повторяю, в ту эпоху считалась вполне естественной эта опека над писателями, которых сильные мира сего держали в состоянии зависимости. Вельможи давали деньги, писатели склонялись перед своими благодетелями. Позднее, во времена Вольтера, нравы уже изменились. Так, мы находим у Вольтера следующие строки, посвященные Менару, ныне забытому сочинителю, родившемуся в 1582 году: «Это один из авторов, который больше всех жаловался на невзгоды, выпадающие на долю таланта. Ему было невдомек, что успех хорошего произведения — единственная награда, достойная художника, что если государи и министры хотят удостоиться похвалы, вознаграждая писателя за его заслуги, то с его стороны еще более похвально терпеливо ожидать их милостей, не прося о них; если же стоящий писатель домогается состояния, он должен сколотить его собственными силами». Мы уже далеко ушли от странного тщеславия Бальзака, который гордился тем, что живет милостями вельможи; однако Вольтер не отказывается от субсидий, он только говорит, что надо спокойно их дожидаться.

Я хочу привести еще несколько документальных свидетельств, заимствованных мною у Вольтера. «У Декарта был старший брат, советник парламента в Бретани; он глубоко презирал ученого и заявлял, что негоже было брату советника унизить себя до такой степени, чтобы стать математиком». Но вот еще более определенное высказывание. Речь идет о Валенкуре: «Он составил себе довольно крупное состояние, которое ему ни за что не удалось бы сколотить, будь он только литератором. Занятия литературой, если человек лишен трудолюбия и проницательности, делающих его полезным, почти всегда обрекают на жизнь несчастную и жалкую».

В жизни Лафонтена также можно почерпнуть много глубоко поучительных сведений. «Любитель автографов», журнал, публикующий весьма курьезные образцы эпистолярного жанра, привел несколько писем Лафонтена, представляющих живой интерес. В письме от 5 января 1618 года баснописец благодарит своего дядю, г-на Жаннара, заместителя генерального прокурора; он выражает ему глубокую признательность за деньги, которые тот соблаговолил ему предоставить: «Уже не в первый раз вы засвидетельствовали свое доброжелательное отношение ко мне». В другом письме управляющему герцога Бульонского (1 сентября 1666 г.) писатель жалуется на то, что он «уже два года не получал положенного ему содержания». Лафонтена можно считать образцом необычайно талантливого поэта, чьи произведения пользовались успехом, и тем не менее он был вынужден жить в домах вельмож той эпохи, переезжая от одного к другому; гордость его от этого не страдала, он не чувствовал потребности в независимой жизни, которую вполне заслужил своими творениями.

Я мог бы без труда умножить подобные примеры. В том же «Любителе автографов» я нахожу и такие документы. Вот письмо Дасье герцогу Орлеанскому, в ту пору регенту Франции; в нем мы читаем: «Уже тридцать пять лет, как моя супруга трудится на ниве изящной словесности; и свидетельством того, что труды ее не пропали втуне, было одобрение, которым их соблаговолило почтить Ваше высочество. Покойный король во внимание к ее обращению назначил ей пенсион в размере пятисот ливров; однако она обязана этим жалости великого государя, а не тому, что он признавал ее достоинства». Другое письмо адресовано Жильбером Бакюлару д’Арно. Я приведу из него только две фразы: «Мне необходим луидор, и я осмеливаюсь просить его у вас. Не сомневаюсь, что вы поступите благородно и ссудите меня этой суммой, если только сможете». А вот, наконец, что писала г-жа де Жанлис Талейрану 10 июля 1814 года: «Мое положение после отъезда герцога Орлеанского просто ужасно; я не получаю пенсиона, у меня нет никаких доходов и средств к существованию; все последнее время я жила в долг и отдавала вещи в заклад… Если король назначает пенсионы литераторам, думается, я могу претендовать на это скорее, нежели многие другие; как ни скромно будет это вспомоществование, я удовольствуюсь им, даже если оно составит лишь тысячу двести франков».