Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

Я эгоист, говорю с Вами только о своих делах. Вашего отца не видел, но Ру видел его и нашел, что он очень Вас любит. Вы, должно быть, знаете, что правительство Национальной обороны сложило свои полномочия. Я опять стал простым журналистом. Гле-Бизуэн отсюда уже уехал. Не могу послать Вам пропуск на право проезда по железным дорогам. К тому же Компании не выдают этих пропусков. Потерпите, мы скоро будем вместе, потому что я не думаю, чтобы Национальное собрание долго заседало здесь.

Я посылаю корреспонденции в «Ла Клош». Сообщите мне, печатают ли их. Сходите от моего имени к Ульбаху и напишите мне, что он Вам скажет. Попросите его, если возможно, посылать мне газету в Бордо.

Не получил ни одного Вашего письма. Поделюсь с Вами впечатлениями о провинции. Кроме того, в голове у меня роман, и не один. Этот пятимесячный отдых — я имею в виду отдых от литературной работы — принес мне пользу. Что касается Вас, то пусть Ваш замысел зреет, но торопитесь. Я чувствую, что настает возрождение. Мы люди завтрашнего дня, наш день близится.

Ру и Валабрег все еще здесь. Я расскажу им о Вас.

С нетерпением жду Вашего ответа. Я бы с открытой душой сам предложил свой дом, но мне бы не хотелось, чтобы моим гостеприимством слишком злоупотребляли. Ведь верно? Пришлите мне точный отчет обо всех событиях и о положении вещей. Даю Вам неограниченные полномочия. Если потребуется, покажите это письмо.

Моя мать и жена благодарят Вас за Ваши заботы и шлют Вам поклон.

До скорого свидания, дорогой Алексис, крепко жму Вашу руку.

Преданный Вам.

Забыл сказать, что Франсуа Фавр, мэр Батиньоля, меня знает. Мы встречались в издательстве «Ашетт».

ПОЛЮ АЛЕКСИСУ

Бордо, 2 марта 1871 г.

Дорогой Алексис!

Еще раз благодарю Вас за Ваши заботы о моих делах. Мне уже было известно из письма домовладельца, что моя квартира освобождена, и я счастлив узнать, что у меня дома почти все в порядке.

Посылаю Вам чек на пять франков — велите садовнику подрезать мои розовые кусты, деревья и виноградные лозы. В особенности прошу Вас позаботиться о тех розовых кустах, что на первой клумбе. Только пусть не топчут землю, в ней корни пионов и георгин, их могут раздавить.

Рассчитываю на Вас, хорошо? Пусть садовник немедленно берется за работу, потому что растения пробуждаются; здесь на деревьях уже лопаются почки. Правда, у нас ведь юг.

Я вернусь в Париж только вместе с Национальным собранием. Надеюсь, пять миллиардов, необходимых для того, чтобы выставить этих проклятых пруссаков, найдутся скоро. Мне не терпится снова увидеть мой Батиньоль, но долг журналиста приковывает меня к Бордо.

Вы сделаете большую ошибку, если поедете сейчас в Экс. Признаюсь, мысль об этом путешествии внушает мне известную тревогу за Вас. Прованс — страшная вещь. Я только что изучал его, к своему величайшему ужасу. А главное, не забывайте, что после осады Вы стали гражданином Парижа.

До скорого свидания, дорогой Алексис. Если дела пойдут хорошо, надеюсь через две недели пожать Вам руку. Позаботьтесь о моем садике, мы, все трое, будем Вам очень благодарны.

Моя мать и жена Вам кланяются.

Преданный Вам.

Валабрег все еще здесь. Он на время распрощался с поэзией. Обдумывает сборник рассказов. Уже написал пять новелл, которые положит в основу своей книги.

ЛУИ УЛЬБАХУ

Париж, 6 ноября 1871 г.

Любезный Ульбах!

Я получил от г-на прокурора Республики приглашение явиться в его кабинет, и там сей сановник весьма вежливо предупредил меня, что к нему поступило множество жалоб на «Добычу». Он не читал романа, но, боясь, что ему придется вмешаться, и желая избежать процесса, дал мне понять, что, быть может, следовало бы осторожности ради прекратить печатание подобного произведения, оставляя мне, впрочем, полную свободу продолжать его на свой страх и риск.

Итак, положение совершенно ясно. В случае, если мы будем упрямиться, возможно, что из-за романа, за который я предстану перед судом, будет запрещен «Ла Клош», и нам навяжут премиленький процесс. Если бы я был один, я бы, конечно, рискнул на это, потому что хотел бы знать, в чем состоит мое преступление, и выяснить, какое наказание уготовано добросовестному писателю, создающему художественное и научное произведение. Но из уважения к Вам я отказываюсь от этого удовольствия. И не прокурор Республики, а я сам прошу Вас прервать печатание моего романа.