Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

В исходе этой кампании у меня не было и тени сомнения. Но я доведу дело до конца, и когда палата проголосует за сохранение цензуры, я самым решительным образом дам понять, что не желаю иметь ничего общего с французской литературой. Какая позорная трусость! Больше всего меня возмущает то, что я остался в одиночестве. Если не считать верного Жеффруа, старину Алексиса и еще двух-трех испытанных бойцов, — ни от кого ни единого слова поддержки, ни у кого не достало чувства солидарности и мужества, чтобы вступиться за меня. Жалкие трусы, все до единого! Даже наши так называемые друзья!

А Вы еще толкуете об упразднении министерства изящных искусств! Да ведь стоит нам заикнуться об этом, как все наши собратья по перу тут же кинутся лизать пятки секретарям и столоначальникам!

Что до меня, то от всей этой гнусности меня тянет писать шедевры. Я чувствую себя великолепно и работаю как одержимый. — Спасибо Вам, еще раз спасибо. Когда Вам станет совсем уж тошно месить парижскую грязь, приезжайте к нам — просто так, без предупреждения.

Сердечно Ваш.

ЖАНУ ВОЛЬДЕРУ, издателю брюссельской газеты «Пепль»

Медан, 15 ноября 1885 г.

Милостивый государь!

Берите «Жерминаль» и печатайте его в Вашей газете. Я не возьму с Вас ничего, потому что Вы бедны и потому что Вы защищаете обездоленных. Искренне Ваш.

ИЗДАТЕЛЮ ОДНОГО ЖУРНАЛА

Медан, декабрь 1885 г.

Глубокоуважаемый собрат по перу!

Вы собираетесь печатать мой «Жерминаль» и просите у меня несколько строк предисловия для Ваших читателей, скромных провинциальных тружеников. Я понимаю, Вас не может не беспокоить убийственная репутация, которая закрепилась за моим романом после переполоха, поднятого цензурой, и Вы хотите, чтобы я рассеял страхи, публично подтвердив, что в мои намерения не входило поднять Францию на баррикады.

Что же, Вы можете не тревожиться, я готов повторить то, что уже говорил: «Жерминаль» — произведение, которое зовет к состраданию, а не к революции. Я желал лишь одного: крикнуть счастливым хозяевам жизни, тем, кто властвует в этом мире: «Остановитесь, загляните в недра земли, посмотрите на этих отверженных, чей удел — труд и страдание. Быть может, еще не поздно предотвратить роковую катастрофу. Поспешите же отыскать путь к справедливости, не то берегитесь: земля разверзнется и все племена погибнут в одном из самых чудовищных катаклизмов, какие знала история».

Я сошел в преисподнюю труда — и ничего не утаил, ни вырождения обитателей этого мира, ни пороков, вызванных нищетой и скученностью человеческого стада; я сделал это, потому что картина должна быть полной, со всеми ужасами и мерзостями, чтобы люди содрогнулись, видя, какое тяжкое существование влачат эти парии. Возможно, роман мой — не для девиц, но его должны прочесть в каждой семье! Я обращаюсь ко всем, кто трудится: прочтите эту книгу, и когда вы сами возвысите голос, призывая к состраданию и справедливости, моя миссия будет выполнена.

Да, призыв к состраданию, призыв к справедливости — вот единственная цель, которую я ставил перед собой. Если земля не перестанет сотрясаться у нас под ногами, если завтра мир омрачат катастрофы, предсказанные мною, — значит, я не был услышан и понят.

Искренне Ваш.

1886 © Перевод С. Сомова

АЛЬФОНСУ ДОДЕ

Париж, 27 апреля 1886 г.

Значит, дорогой друг, я становлюсь жестоким, сам того не замечая, ибо постскриптум Вашего письма совершенно меня ошеломил. Что же такое я мог сказать? Совершенно не помню.

Выходит, мне непозволительно свободно говорить о том самом Дрюмоне, который столько раз писал обо мне в тоне несдержанном и непристойном. Он Ваш друг, это мне известно, а разве я Вам не друг? Однако я пока еще не настолько забылся, чтобы при Вас обвинять его в том, что он «копается в отхожих местах».

Но есть нечто более важное: растущее отчуждение, невозможность высказаться друг перед другом, не причинив взаимной обиды, расхождение во мнениях и оценках, которое все более разделяет нас. Ваше письмо глубоко меня огорчило, ибо оно лишний раз свидетельствует о смертельной болезни, от которой гибнет наше «трио».

Передайте г-же Доде наше соболезнование и примите выражения наших дружеских чувств к вам обоим.

ВАН САНТЕН КОЛЬФУ (Отрывок)

Июнь 1886 г.