Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

Посмотрите на изображенную в нем чету, на Берту и на Андре. Жена — худосочная горожанка, которую в объятия любовника бросила не страсть, а обыкновенная глупость; впрочем, когда она хочет уйти к нему, любовник приходит в ужас и сразу с ней порывает. Что же касается мужа, то он старается снова уцепиться за жизнь и пускается для этого в разного рода эгоистические расчеты, в то время как душу его терзают незаглохшие страдания. Он снова нанимает свою прежнюю служанку Мелани, пытается насладиться счастьем человека свободного и одинокого, а потом обстоятельства складываются так, что он роковым образом снова подпадает под иго женщины, которое думал сбросить. Место жены заступают случайные женщины, а потом в один прекрасный день — сойдясь со своей прежней любовницей Жанной, он снова оказывается в плену у семейной жизни со всеми ее заботами. Так для чего же бросать одну и искать другую? Жанна уходит от него, и все рушится. Андре остается только снова сойтись с Бертой. Он в том же положении, в каком был в то самое утро, когда покинул домашний очаг и ушел, ожесточившийся и отупевший после измены жены. Только за спиной у него на этот раз еще больше горя и больше грязи. Жестокая логика, страшный, при всем своем простодушии, вывод.

Гюисманс больше показывает нам факты, чем их анализирует. Он изображает их с огромной силой, в стиле его есть какое-то неистовство. Иные страницы, несомненно, выдают в нем большого писателя. В других, например, в тех, где два друга, Андре и Сиприан, вспоминают годы, когда они учились в коллеже, много страсти и гнева, граничащих с подлинной патетикой. Весь эпизод, где фигурирует маленькая Жанна, исключителен по той изящной манере, с которой писатель изображает чувственность. А сколько замечательных подробностей, сколько уверенных, зрелых наблюдений, какое глубокое ощущение современного Парижа, не говоря уже о заключительной сцене примирения Андре и Берты, где сквозь все проступает трусливая потребность в счастье, тупая, яростная, трепещущая плоть мужчины и женщины.

«Нездоровая литература» — скажут мне. Да, может быть. Тут есть выискивание патологических случаев, интерес к ранам, изъязвляющим человека. Но никто не хочет замечать, что если как романист автор и ищет в человеке животного, то как художник он наделен тончайшей чувствительностью и пишет удивительным языком.

Анри Сеар уводит нас в область чистой психологии. Это человек иного склада, он мыслит совсем иначе. И пусть на нем сказывается общее с Гюисмансом образование, чтение и беседы, послужившие к их сближению, характеры их чрезвычайно различны и, можно сказать, даже противоположны.

Сеар — это дитя Парижа; он вырос в благополучной буржуазной семье, приехавшей из провинции еще до рождения писателя. Некоторое время он изучал медицину. Наука оказала на него влияние, у него есть потребность в логике при том, что он скептически относится к достоверности полученных знаний. Это наблюдатель и экспериментатор, который считает научный метод единственно достойным человека положительного, но который хорошо понимает все неудобства этого метода и сильно сомневается в том, что человечество в конечном итоге придет к счастью. В нем есть черты, характерные для всего поколения: наши начавшие развиваться науки плодят скептиков, но скептиков храбрых, готовых исследовать факты до конца.

Художник в нем — на втором плане, на первом — психолог. Сеар читал Флобера и Гонкуров; подобно Гюисмансу, он пришел в восторг от их книг после первого же прочтения, заимствовал их выразительные средства, их методы наблюдения и стиль. Но здесь уже нет никаких крайностей, столь характерных для Гюисманса, — ни в самых картинах, ни в сюжете; напротив, здесь чувствуется потребность в равновесии, более тяжелая и вместе с тем более устойчивая походка. Разумеется, изобилуют пейзажи, описания по-прежнему тянутся страницами; но преобладает над всем развитие мыслей, персонажи непрерывно занимаются самоанализом и излагают свои мысли вслух. Сеар гораздо сильнее в понимании движений души, чем в изображении материального мира.

Это и делает его очень тонким и проницательным критиком. Его перу принадлежат примечательные статьи в газетах, и если бы их читала широкая публика, они, несомненно, каждый раз вызывали бы живой отклик. Сеар человек очень осведомленный и одержимый страстью тщательно разбираться во всем, что у него под рукой. В этом таится и опасность — в несколько примитивной рассудочности, в самой его идеологичности: вместо того чтобы исходить из чувств, он нередко прибегает к построениям чисто головным, а в романе это всегда приводит к известной натянутости и ходульности. И подумать только, что нашлись люди, решившие, что Сеар состряпан из того же теста, что и Гюисманс. Вот чудаки-то!