Собрание сочинений Т 3

Стоя на коленях, насильно начал растирать ладони, чтобы даже не согреть их, а хотя б несправедливей поделить чудовищную ихнюю, мать-перемать, боль и садноту с другими частями тела. Потом, с трудом удерживая в руках бутылку, вылакал капли остатка виски и чуть не разрыдался, на этот раз от жалкости последнего, быть может, расставания со спиртным – от такой жизнезавершительной, печальной жалкости.

28

Но он уже знал, что следует делать. И хотя одна лишь только мысль о выходе на мороз, на ветер, на снег, на пакости какие-нибудь уличные, притаившиеся чуть ли не за каждым углом, привела его в совершеннейший ужас, а сожаление, что не напялил сегодня, дурак, на башку свою му-дацкую лисий малахай – дар одного борца с исламом в Казахстане, – было просто невыносимым. Он, несмотря на все это, как-то превозмог тоску души, поддал плечом дверь, высунул нос на улицу, но тут же отпрянул от свиста и колкостей дежурившей там, подстерегавшей его снаружи враждебной непогоды.

Сразу сообразил, что в маске Брежнева ему все же гораздо будет сподручней и защищенней брести в такую ветреную стужу. Вернулся за ней, валявшейся под лестницей. Вновь ее на себя напялил. Потом, зажмурившись, нырнул во мрак и в холод, словно в ледяную полынью. Побрел по пустынной улице, страстно надеясь на то, что выбрал верное направление к дому НН.

В душе у него снова мелькнула в тот миг признательность нелепейшему этому отцу… «то есть… папье-маше, так сказать»… последнего рокового застоя за спасение носа, щек и лба от прикосновений зловредного ветра.

А то обстоятельство, что с того самого момента, когда последние из бесенят сгинули в левой ноздре поросенка, вообще ни один из них ни разу на глаза ему не попадался, сообщало натуре Гелия ощущение замечательной освобожденности.

Состояние свободы невыносимо обострило чувство одиночества и даже довело его в Гелии до какого-то невыносимого предела, но, как это ни странно, оно же и помогло заблудшему человеку – словно бы на пару, словно бы сообща – вынести в те минуты тяжкую такую ношу.