Собрание сочинений. Т. 3. Буря

— Конечно. Я же сказал, — начиная раздражаться, ответил Никур.

— Ну, тогда слушай, гадина, — голос в трубке стал грубым, угрожающим. — Слишком долго ты лакаешь народную кровь, пес. Знай, что скоро придет твой конец. Ты будешь висеть в петле, имей это в виду. Если ты опять примешься за рабочих, с тобой будет покончено. Помни теперь, что тебя ждет. От нас ты не уйдешь.

Побагровев от ярости, судорожно сжимая кулаки, слушал Никур. В первый момент у него как будто отнялся язык, а когда он выкрикнул что-то нечленораздельное, там уже положили трубку. Он почувствовал, что бледнеет, что ему становится дурно. Так с ним разговаривали впервые. Он не привык к открытым угрозам. «Ты будешь висеть в петле».Машинально провел рукой по шее. Как хочется пить… Министр налил воды и залпом выпил весь стакан. В горле по-прежнему было сухо.

4

Едва Никур вышел на улицу, как из машины выскочил шофер, одетый в летную айзсарговскую форму, и услужливо открыл перед ним дверцу. Никур медлил. Зивтынь жила близко, в пяти минутах ходьбы, но после таких угроз действительно лучше всего поехать на машине. Вдруг они выслеживают его где-нибудь возле самого министерства. Подстерегут в темноте… Схватят за горло и прикончат без долгих разговоров… Что тогда скажет Латвия, Европа?.. А если поехать на машине, опять нехорошо. Его лимузин знает вся Рига, враги сразу заприметят и будут вести наблюдение за домом… Нет, все это не то, надо что-то другое придумать.

Он сел в машину.

— Домой? — спросил шофер, запуская мотор.

— Нет, Артур, я еще не кончил с делами. Ты… вот что… сделай круг по улицам, а потом остановись на углу Гертрудинской и улицы Свободы. Оттуда я пойду пешком.

Машина тихо переехала перекресток и плавно покатила мимо освещенных витрин магазинов. Ночные сторожа, укутанные в длинные, до пят, тулупы, переступали с ноги на ногу на углах улиц и у ворот домов. Сутулясь и похлопывая озябшими руками, похаживали постовые полицейские. Кое-где еще попадались прохожие. Никуру казалось, что каждый встречный всматривается в его машину. Каждый стоящий на тротуаре человек внушал подозрение. Скверное ощущение. Окна домов глядели на него сотнями темных страшных глаз… Все следят, крадутся за ним тихими шагами, которые не сулят ничего хорошего. В какую сторону ни повернись — навстречу возникает какая-то новая угроза. Он — один, их — тысячи.

«От нас ты не уйдешь…»

Только выйдя из машины, Никур почувствовал некоторое облегчение.

— Подождать, господин министр?

— Нет, не надо. Поезжай в гараж и ложись спать. Я позвоню, когда понадобится машина.

— Покойной ночи, господин министр.

Никур торопливо нырнул в темный переулок. Он зашагал быстро, время от времени оглядываясь. Он слышал эхо собственных шагов, а ему казалось, что кто-то преследует его, почти наступает на пятки.

Ох, как теперь все не просто, — тяжело вздохнул Никур. — Совсем не то, что в былые времена, когда можно было целыми ночами бродить по темным переулкам, выслеживать, подглядывать. Слишком часто появлялись мои фотографии в газетах. Теперь каждый мальчишка узнает меня в лицо и тычет в бок товарищу: «Смотри, смотри… Никур… министр». У большой популярности тоже имеется своя оборотная сторона… Все нервы, нервы… Переутомился ты, Альфред… Надо бы отдохнуть в тихом, укромном уголке, где тебя не знает ни одна живая душа. В Латвии становится жарко, чересчур жарко… «Ты будешь висеть в петле…»Проклятые! Фридрихсон только хвастается, что все выловлены. Никого он не выловил, старый болтун. Одного поймает, на его месте два новых появятся. Надо будет самому взяться за охранное управление, иначе… Но удастся ли предотвратить? Это как лавина… Сметет на своем пути всех, кто не успеет посторониться. Президент — ограниченный человек, обманывает самого себя, ждет от своих земледельцев чуда. Никакого чуда не будет. Будет ужасающая катастрофа. Это знаю только я да, может быть, Мунтер, но у того на уме другое. «От нас ты не уйдешь…»

На углу, у самого фонаря, он налетел на какого-то прохожего.

— Надо глядеть глазами… — сердито пробасил тот. — Несется, как очумелый! — Он метнул на Никура яростный взгляд и вдруг весь съежился и залебезил: — Извиняюсь, ваше превосходительство… Я ведь не знал, что вы… Разрешите проводить… В такое позднее время без охраны рискованно.

Никур, выпучив глаза, смотрел на Кристапа Понте.

— Замолчите! — прохрипел он. — И прошу не соваться не в свои дела.

— Извиняюсь, господин министр, — забормотал окончательно сбитый с толку Понте. — Я ведь хотел постараться…

— Ну, хорошо, хорошо… Только отстаньте от меня, наконец.