Нюра Северьянова знала славную историю многотысячного фабричного коллектива «Трехгорки». Ведь недаром после 1917 года на «Трехгорке» вели партийную работу Крупская и Подвойский. Здесь выступал Владимир Ильич Ленин. Все обязывало к глубокой ответственности, и Северьянова особенно почувствовала это на первом же собрании партийного актива комбината. Правда, ее рекомендовал Московский комитет, но она понимала, что стать настоящим секретарем и заслужить доверие не так-то просто.
А коммунисты «Трехгорки» увидели перед собой совсем молодую, миловидную женщину, просто, но к лицу одетую, которая сразу расположила к себе слушателей и разумной прямотой суждений, и открытым взглядом, и сердечностью интонаций. И тем еще она пришлась по душе партийцам «Трехгорки», что была своей, рабочей, кровно близкой. «Но как сработаемся — посмотрим», — казалось, отвечали ей изучающие взгляды.
Сработаться помогло то, что Северьянова собрала старых членов партии — подпольщиков, среди которых были Подвойский, Литвин-Седой, Румянцев, и сказала им:
— Хочу держать с вами совет. Опыта партийной работы у меня мало, и я жду от вас помощи.
Помощь была обеспечена, и это еще раз показало Северьяновой, что только вместе с народом можно стоять на руководящем посту.
Первое партийное собрание в театре имени Ленина, которое проводил новый секретарь, началось с опозданием на час. Семьсот членов партийной организации привыкли мириться с таким нарушением дисциплины. Пришлось крепко поговорить — по группам, в цехах, и с тех пор собрания начинались точно. Поставили задачу: добиться, чтобы, выполняя партийные поручения, коммунисты росли сами и, борясь за выполнение производственного плана, вовлекали в актив других рабочих.
Вскоре все стали называть Северьянову Анной Алексеевной. Как ни пыталась она сохранить короткость в обращении, не вышло, а старые ткачихи пояснили:
— Нельзя, чтобы мы своего партийного секретаря звали Нюрой: несерьезно получится.
Пришлось согласиться. Да и годы не шли — летели.
В 1936 году, после тысячи хлопот, была проведена реконструкция, и «Трехгорка» стала комбинатом имени Ф. Э. Дзержинского.
Когда началась война, Анна подала заявление — попросила отправить ее на передовые позиции. Находилась она в Ленинграде от начала до конца блокады. И это был тоже боевой период ее жизни с полной отдачей сил на невиданном в истории фронте. В 1944 году ее назначили директором Измайловской прядильно-ткацкой фабрики. Рабочих было около двух с половиной тысяч. На фабрике холодно, темно (электричества не давали), люди истощены и план выполнялся только на шестьдесят процентов. Но Анна радовалась: фронт одерживал победу за победой, а с трудностями в тылу справимся. Весь коллектив она взбудоражила, вдохнула в людей энергию, и нашлось тепло, и света добились. А через два месяца стали выполнять план.
В октябре 1946 года Анна Северьянова вернулась на «Трехгорку» в должности директора комбината.
Теперь она совсем перебралась на Красную Пресню, обменяла квартиру. Война добавила ей горя: убиты на фронте оба брата, умерла в Башкирии на нефтеразведках сестра — геолог Шура. Из всего семейного куста Северьяновых осталась одна Анна.
Но трехгорцы увидели ее после всего пережитого такой же яснолицей, чуткой и энергичной, какой она им запомнилась. Казалось, ничто не могло сломить жизнеутверждающей красоты и энергии этой женщины.
Придя на комбинат, Северьянова опять собрала стариков, держала с ними совет. Фабрики были раздеты: крыши проржавели, везде льет, оборудование поизносилось. Но общими силами все подтянули, сменили, отремонтировали, и дело пошло. Началось широкое движение за культуру производства. Провели реконструкцию. Организовали экспериментальный цех и очень внимательно занялись вопросами ассортимента и качества.
Свой юбилей — стопятидесятилетие — «Трехгорная мануфактура» встретила достойно, и Анну Северьянову наградили вторым орденом Ленина. За девять лет ее директорства комбинат только однажды не выполнил месячный план: был простой из-за нехватки топлива и электроэнергии.
Спросите Анну Северьянову: в чем заключается секрет ее успеха в работе? Она скажет: