Читаем Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности полностью

Послушайте Куоккало и Териоки – нельзя же так! нельзя – навязывать чужое детство – и соседство с великим дачником – я не был тут – недобрым старичком – вернее был гораздо позже – теперь сейчас – и посетил музей – бесцельно проехал в войлочных лаптях по лакированным паркетам —

Но почему же так тоскливо? – как будто т а к сложилась жизнь м о я ! – здесь я играл – там похоронен эмигрантом – а отсюда в марте с горки глядел поверх берез и елей на белизну залива – на финских рыбаков – тюлени на льду – они чернели сиротливо —

<p>ЗНОЙ И ВЕТЕР</p>

Под дикою грушей читаю Платона – и слышу – пятная меня рябой и дрожащей тенью – заглядывают через плечо – и еще – коллективное сознанье муравьев – над морем – над миром – мерцает текучей дорожкой на сером

Ветер взял взаймы трепетную плоть листьев сливы – и бежит над нами серебристый – зной повис блаженным звоном цикады – и вполне живет одним впечатлением —

А Сократ беседуя с друзьями растирает ноющую ногу – как земля в трещинах пятка – но уже растерт яд – раб несет чашу цикуты – и мудрец пьет – он считает что вполне логично умереть и стать диалогом Платона

А быть может смерть была легка – «Критон мы должны Асклепию петуха» – что была его выздоровленьем

Складкой земли притворяется Федр – Лисий – собачкой что мимо сейчас пробежала – лисьей породы – ящеркой Эриксимах ускользнул в серебристую щель – облачком Апполодор над безоблачным Крымом стоит

И как не кощунственно это – здравствуй Сократ! – и во мне отзывается: здравству-уй… —

Алкивиад Агафон и Критон и Павсаний! – вы молчаливой толпой – семенем став и травой – принимая любые обличья – пылью и камнем всегда существуя – мне говорите – что я – тоже – всегда – и повсюду – море! я был – небо! я буду – и наконец кто-то однажды прочтет диалоги Платона под дикою грушей – и нечто припомнив – моими ушами услышит — з н о й – и моими глазами увидит – в е т е р   б е г у щ и й

<p>ДОХЛАЯ КОШКА</p>

В первые дни они еще сохраняли благолепие лица во сне – и при жизни присущее им выражение – слезы вопли растерянность – казалось что дрогнут ресницы – ни малейшего движения – лишь улыбка понимания оттянула угол сизых губ

Но после вскрытия на третий в гробу нам выносили труп – покорно сложенные руки – непримиримо сомкнутые губы – вместо милого лица злая маска мертвеца – и там внутри еще хихикает какой-то подлый нерв

Притихшие глядим: кадавр —

И общий ужас оглушая общим горем – спешим засунуть гроб в машину – не думать – думать о своем – сунуть в яму – какой ушел прекрасный человек! – и поскорее закидать землей – о Боже! убери его от нас

На солнце отворена дверь – прядают бабочки в огороде – и меня занавески волнуясь из окна обдувают – засохшие цветы в стеклянной банке – и бездыханный мотылек – как же э т о бывает? – и как э т о будет со мной?

Я тоже умру – но умру понарошку – сквозь сомкнутые веки буду слушать как будут плакать человеки – уберите дохлую кошку – интересно там слякоть или солнце? – ну что же вы? очнитесь позовите – я воскресну

Никто не зовет – грубо тащат – кладут на живот – обтянутые мясом кости обмывают как не мои – на щеку села муха – никто и не подозревает – не догадывается смахнуть – переговариваясь тихо меня готовят в путь

Все сразу примирились – поверили что я уже не я— друзья и близкие толкуют о каком-то человеке – и у меня к нему симпатия – красивый благородный всенародный – одели в старый пиджачок – а слезы катятся и катятся – жена – стереть бы со щеки – неодолимая апатия – и только улыбнуться я могу – но сладким духом тянет в ноздри – послушайте уберите дохлую кошку!..

Постойте куда меня несут? – не пук – не пикнуть – челюсть подвязана платком – ребята что вы в самом деле! – члены одеревянели – положили на помост – рука в резиновой перчатке – блеснуло что-то – лиловый холод проникает в мозг…

Остановись! – оставь мне жизнь хотя бы идиота – хотя бы кошки краткий век – хотя б мыслишку воробья – смешно – друзья семейство родина – копается во внутренностях гадина! – готово: сердце в банке – и ужаснувшись виду моему – беритесь за хвост! – на помойку дохлую кошку! – поспешно прячут грустные останки

<p>О ЛЮБВИ</p>

Мы жили тогда на задворках больницы рядом с моргом —

Каждое утро будила нас медная музыка в зелени – и каждую ночь – в грудь мою твое толкалось сердце – и вытягивался девственный живот в сумасшедших простынях – все учащеннее дышала – и мучили друг друга рты – а под полом – внизу в подвале стояли банки с формалином – отдельно – сердце – желудок – легкие – яичники – два черепа безгубых – я и ты…

<p>КРАСАВИЦА</p>

Красавица лежит на пляже – плечо лопатки – все красиво – и книга – может быть читает – и если стать тенью ее головы на странице – тоже прочтешь:

«Когда Коля кончил, то передал поскорей газету князю и, ни слова не говоря, бросился в угол, плотно уткнулся в него и закрыл руками лицо. Ему было невыразимо стыдно…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература