Читаем Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности полностью

не люблю и никогдаеще говорилабережно опустил трубкумимо рычаганебо грубо выкрашено серымтам все еще произносятбесцельно по комнатеначал фиксироватьсначала отрываю пяткуот поланачинаю сгибатьколенный суставщелкает в коленепереношу ногущелкает подошваквартира стала чернетьдвери не былоокон не былолюдей не былощелкает в коленечто-то с писком проносится мимослышно: в ваннойполнотой наливаетсякапля —зеркальная сливащелкает подошвасозрелабоже какое варварстворазлетелось милое лицо водянойпыльюи уже течет алое по фаянсу полосамибритва блеснула на кафелерасплывается яркая звездочка подпотолкомсбежались кричат суетятсяпочему электричествоне хочу чтобы – вечерчерез перила балконападаю в утренний светвоет сиреназемля ударяет в лобменя жалеюта я не слышущелкает в коленещелкает подошващелкает куроккак приятно быть нелюбимымхоть бы что-нибудь произошло<p>КВАРТИРА</p></span><span>в каждом городе в поселкена просто люди —соседиодна шуршит по-осеннемунаступишь невзначайтемные глаза обижаются…другой – утлая лодкаобещал перевезти на тот берегзачерпнул – и пошел ко дну…а эта сама липнеттак и не понял: мед или говно…гипсовый бюст бородатого грекачасами сидитв президиуме…фукают конфорки синим пламенем —невидимка шастаетв тапочках по оврагам…а эта по всякому поводувспыхиваети уносится как метеорза горизонт —пылающая старушка…намедни в праздникпошел каменный дождь —попортил мебель и статуитак и живем – в небо глядимоткроешь дверь 10 ключами и —сквозь живой коридор торгующихтряпки духи лимоны транзисторы…зато в комнатекак в могилекаждое полотенце на гвоздекаждая рубашка в шкафу —мучительное сознаниеи башмаки тоже —обессиленные шнуркиждут ВоскресенияСтрашного Всегда…и часы торопятся —спят за короткими шторкамимелькают леса под лунойв полуночной груди —боятся остановиться —большая коммунальная страна Москва<p>ПРЫЖОК КУЗНЕЧИКА</p></span><span>

Кузнечик прыгнул – и главарь банды Иван Федорович повалился ничком, царапая выщербленный пол полуподвала обломанными ногтями и в предсмертных судорогах суча американскими башмаками на толстой подошве.

Кузнечик прыгнул – и на девятом этаже стекло разлетелось вдребезги… Когда приехали, Розалия Аркадьевна была еще жива, со стены укоризненно смотрел портрет покойного супруга.

Кузнечик прыгнул – и следователь по особо важным делам Сева Петровичев дернулся, и уронил бедолага голову на старые джинсы, которые он перед этим зашивал толстой суровой ниткой, по виску стекала темная струйка крови…

Литератор Сергей Былинкин поставил многоточие, выдернул лист из пишущей машинки ЭРИКА, удовлетворенно хмыкнул и хотел было перечитать – и тут на него кузнечик прыгнул.

<p>СЛОЕНЫЙ ПИРОГ</p></span><span></span><span><p>(1999)</p></span><span><p>НОВЫЙ РОМАН, ИЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО</p></span><span></span><span><p><emphasis>поэма</emphasis></span><span></p>

Посвящается Герману Гессе

<p>1. ОКРЕСТНОСТИ</p></span><span>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература