Собрание сочинений Т.4 "Работа актера над ролью"

   — Я в первый раз присутствую на беседе вашего театра и должен признаться, что меня поразила расточительность, с которой относятся здесь к дорогому в нашем театральном мире времени. Будь это в провинции... что бы с нами сделал антрепренер!.. После вчерашней блестящей, всеисчерпывающей лекции такого авторитета, как профессор А., казалось бы, и говорить больше не о чем. Все уже было сказано по всем вопросам.. Но мы и сегодня продолжаем беседовать. О чем же? О том, что Фамусов бюрократ, что Чацкий обличитель, Лиза французская субретка, что вся пьеса написана под влиянием старых французских традиций... Да кто же этого не знает? Это аксиома, которую не для чего повторять. Мы зря теряем время. Поэтому я предлагаю прекратить прения и приступить к настоящей работе.

   — К делу, к делу! — закричал Чувствов.

   — Я присоединяюсь к мнению г-на Ремеслова, — очень твердо и уверенно заявил наш премьер Игралов.

   — Я тоже поддерживаю мужа! — заявила его жена, артистка труппы.

   — И я...—сказала какая-то маленькая миловидная блондинка, сидевшая в углу, никем не замеченная.

   — Кто это?— стали спрашивать друг друга артисты и особенно артистки.

   Оказалось, что это была жена Ремеслова, только что принятая кандидаткой в сотрудницы.

   — Ого! — воскликнул кто-то.

   Мы переглянулись.

   — Позвольте узнать, в чем будет заключаться та настоящая работа, о которой вы изволите говорить? — с утрированной вежливостью обратился Рассудов к Ремеслову.

   — Извольте,— ответил Ремеслов с оттенком снисходительности.— Прежде всего мы сверим тексты ролей с подлинником. Потом я покажу эскизы декораций, костюмов и гримов, которые сделал художник по моим указаниям при последней моей постановке в Киеве. После этого я проведу ряд считок, сделаю свои указания по поводу постановки пьесы, объясню мое толкование ролей. Потом я покажу вам свою мизансцену; вы ее запомните. Далее вы проведете несколько репетиций с тетрадками, а после будут даны несколько дней на выучку ролей и начнутся сплошные репетиции всех актов, сначала без декораций, то есть в выгороженных контурах, а потом и в декорациях, которые не задержат, за это я вам ручаюсь. Без вас я проведу монтировочные репетиции, после которых будет назначена одна, много две генеральные репетиции. Я не люблю занашивать, новые пьесы. Наконец состоится спектакль, и мы предстанем перед публикой на ее суд.

   Программа Ремеслова была принята молчанием...

   — Разве наш главный режиссер отказался от постановки “Горе от ума”?— спросил после длинной паузы Рассудов.

   — Нет,— ответил удивленный Ремеслов.

   — В таком случае,— продолжал допрашивать Рассудов,— он отказался от своих принципов в искусстве, которыми он ру—ководствовался до сих пор?

   — Тоже нет,— ответил еще более удивленный Ремеслов.— Из чего вы это заключаете?

   — Я заключаю это из предложенного вами плана работы,— пояснил Раосудов.— Он является полной противоположностью” тому, что обыкновенно говорил и делал сам Творцов.

   — Я ввожу лишь небольшие изменения для ускорения работы,— оправдывался Ремеслов.

   — К сожалению,— возражал Раосудов,— эти изменения ведут к полному уничтожению наших главных творческих основ.

   — Вы меня пугаете,— отшучивался Ремеслов.

   — Очень сожалею, но и мы все испуганы вашим предложением.

   — В таком случае не откажитесь объяснить, чем я вас так напугал?

   — С большой охотой,— любезно отвечал Рассудов,— но боюсь, что это объяснение отвлечет нас от “Горе от ума”, которому посвящена сегодняшняя беседа.

   Было решено выяснить недоразумение, прежде чем продолжать дальнейшую работу. Слово предоставили Раосудову, который лучше всех мог говорить об основном методе творчества нашего главного режиссера и руководителя Творцова. Недаром же Рассудов не расставался с тетрадками своей летописи и то и дело записывал в них те мысли, советы, афоризмы, которые щедро разбрасывал Творцов во время репетиций, уроков и разговоров об искусстве.

   Рассудов начал с жеста недоумения; он поднял плечи, беспомощно развел руками, сделал кислое лицо и произнес глухим голосом:

   — Как я могу в четверть часа объяснить то, чему нас здесь, учили годами и так-таки и не выучили до сих пор? Могу сказать кое-что из того, что необходимо сказать по этому вопросу,— одну тысячную часть... Но едва ли это поможет нам понять друг друга... С чего же я начну?— говорил он сам себе, потирая кулаком свой лоб...— С чего, с чего? Тема так обширна, так неисчерпаема!.. — продолжал он шептать, мысленно составляя план своей речи.

   — Вот видите ли,— обратился он решительно к Ремеслову,— можно переживать роль каждый раз и при каждом повторении творчества. Это — искусство п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я. Можно переживать роль однажды или несколько раз у себя дома для того, чтобы подметить телесную форму выявления чувства и после воспроизводить эту форму по памяти, механически, без участия чувства. Это — искусство п_р_е_д_с_т_а_в_л_е_н_и_я.

   — Знаю. Об этом уже писал Сальвини в своем письме, Коклен в своих брошюрах8, — поспешил похвастать своей эрудицией Ремеслов.— Все это не ново.