Собрание сочинений. Т. 9.

— Как знать? — сказал он, уступая желанию подразнить ее. — Случается, что вода затопляет церковь.

Но она расхохоталась от всей души. То был смех веселого, здорового ребенка, рассудительной маленькой особы, которую нелепость привела в восторг. Она первая обратилась на «ты» к молодому человеку и схватила его за руки, словно собираясь поиграть с ним.

— О! кузен, да ты, видно, считаешь меня совсем дурочкой!.. Разве ты сидел бы здесь, если бы вода затопляла церковь?

Лазар тоже рассмеялся, пожимая руку девочки. С этой минуты они стали добрыми друзьями. В разгар веселья вошла г-жа Шанто. Она казалась довольной и, вытирая мокрые руки, заметила:

— Познакомились… Я знала, что вы поладите.

— Подавать, сударыня? — прервала ее Вероника, появляясь на пороге кухни.

— Да, да… Но зажги-ка сперва лампу. Уже совсем темно.

И действительно, ночь надвигалась так быстро, что столовую освещали лишь красные отсветы угля в камине. Опять обед задерживался. Наконец служанка опустила висячую люстру. Все уселись, Полина поместилась между дядей и кузеном, против тетки, но вдруг г-жа Шанто опять вскочила; эта пожилая худощавая женщина никак не могла усидеть на месте.

— Где моя сумка?.. Погоди, дорогая, сейчас я дам тебе твой бокальчик… Убери стакан, Вероника. Девочка привыкла к своему бокалу.

Она достала серебряный бокал с вмятинками, вытерла его салфеткой и поставила перед Полиной. Затем положила сумку на стул, за спину. Служанка подала суп с вермишелью, по ее мрачному виду можно было догадаться, что он переварен. Никто не посмел жаловаться: все очень проголодались, слышался лишь стук ложек. Потом она принесла отварное мясо. Шанто, большой любитель покушать, едва прикоснулся к нему, оставляя место для баранины. Но когда жаркое подали на стол, все возмутились. Оно было жесткое как подошва и совершенно несъедобное.

— Еще бы, уж кому-кому, а мне это известно, — невозмутимо сказала Вероника. — Вы бы еще с часок подождали!

Полина, смеясь, разрезала мясо на маленькие кусочки и с аппетитом глотала его. Что до Лазара, то он никогда не разбирал, что у него на тарелке, и мог, жуя ломоть хлеба, воображать, будто это дичь. Между тем Шанто угрюмо глядел на жаркое.

— Ну, а еще что-нибудь есть, Вероника?

— Жареная картошка, сударь.

Он в отчаянии махнул рукой и откинулся на спинку кресла.

— Может, принести вареное мясо? — предложила служанка.

Но он отказался, грустно покачав головой. Уж лучше сухой хлеб, чем говядина! Боже мой! Ну и обед! Как на грех, из-за плохой погоды даже рыбы не принесли. Г-жа Шанто, хотя сама была равнодушна к еде, с состраданием поглядела на него.

— Бедняжка, мне жаль тебя, — вздохнула она. — Я припасла гостинец на завтра, но раз уж сегодня у нас так голодно…

Она снова открыла саквояж и достала оттуда страсбургский паштет в горшочке. Глаза Шанто загорелись. Гусиный паштет! Запретный плод! Излюбленное блюдо, которое доктор строго-настрого запретил ему!

— Но, смотри, — продолжала жена, — я разрешу тебе съесть только один ломтик… Будь благоразумен, иначе никогда больше не получишь.

Он схватил горшочек и положил себе паштета дрожащей рукой. В нем часто боролись страх перед припадком и безудержное чревоугодие; и почти всегда чревоугодие одерживало верх. Будь что будет! Уж больно вкусно! А потом придет расплата!

Вероника, видя, что Шанто кладет себе изрядный кусок паштета, вернулась на кухню, бормоча:

— Вот услышите, как он завтра будет орать!

Это грубое слово так естественно звучало в ее устах, она произносила его так просто, что Шанто не возражал. Хозяин и вправду орал, когда у него был приступ… Это было метко сказано, господам и в голову не приходило одернуть ее.

Конец обеда прошел очень весело. Лазар шутливо вырвал из рук отца горшочек с паштетом. Когда подали десерт, сыр из Пон-л’Эвека и бисквиты, всех очень рассмешило внезапное появление Матье. До тех пор он дремал где-то под столом, но как только поставили печенье — проснулся, словно почуял его во сне. Каждый вечер, в эту самую минуту, пес вскакивал и совершал обход вокруг стола, ища сочувствия. Обычно раньше всех ему удавалось разжалобить Лазара, но сегодня, во время второго обхода, Матье пристально взглянул на Полину своими добрыми, человечьими глазами. Угадав в ней истинного друга животных и людей, он положил огромную голову на хрупкое колено девочки и устремил на нее взор, исполненный нежности и мольбы.

— Ох, попрошайка! — сказала г-жа Шанто. — Потише, Матье! Не кидайся так на еду!