Собрание сочинений. Т. 9.

Она положила свою сумку на стол, извлекла оттуда бумагу и протянула Шанто. Он нехотя взял ее, повертел в руках и положил перед собой, даже не развернув. Как раз в эту минуту Вероника внесла чай. Наступило долгое молчание, чашки оставались пустыми. Минуш, сидевшая подобрав лапки возле сахарницы, блаженно зажмурилась; Матье, лежа перед камином, храпел, как человек. А голос моря, там, за окнами, становился все громче и, подобно могучему басу, вторгался в тишину этого замкнутого сонного мирка.

— Не разбудить ли ее, мама? — сказал Лазар. — Ей так не очень-то удобно спать.

— Да, да, — озабоченно сказала г-жа Шанто, глядя на Полину.

Все трое смотрели на уснувшую девочку. Ее дыхание стало еще спокойнее, бледные щечки и розовые губки, освещенные лампой, были нежны, словно букет цветов. Каштановые волосы, растрепавшиеся от ветра, оттеняли ее ясный лоб. И г-жа Шанто мысленно перенеслась в Париж, вспоминая хлопоты и затруднения, которые ей пришлось преодолеть, и сама изумлялась, с какой горячностью она приняла эту опеку; помимо своей волн она испытывала уважение к богатой воспитаннице, хотя и совершенно бескорыстно, без всяких задних мыслей насчет вверенного ей состояния.

— Когда я вошла в лавку, — не спеша стала рассказывать г-жа Шанто, — девочка была в черном платьице и, рыдая, бросилась ко мне в объятия… О, это красивая колбасная, вся из мрамора и зеркал, как раз напротив Центрального рынка… Я застала еще там служанку, разбитную бабенку крохотного росточка, свежую, румяную, которая вызвала нотариуса, заставила все опечатать и продолжала как ни в чем не бывало торговать кровяной колбасой и сосисками… От Адели я и узнала, как умер наш бедный кузен Кеню. Уже полгода, с той поры как он потерял Лизу, свою жену, он страдал удушьем, то и дело хватался рукой за горло, словно хотел сорвать с себя галстук, и вот однажды вечером его нашли мертвым, лицо у него посинело, а носом он угодил в банку с салом… Его дядя Градель умер от той же болезни.

Она умолкла, и снова наступила тишина. Видимо, Полине что-то приснилось, по ее личику скользнула улыбка.

— А как с доверенностью, все обошлось? — спросил Шанто.

— Да, все благополучно… Твой нотариус поступил весьма разумно, оставив место для подписи доверенного лица, я, видимо, не могла тебя заменить: женщины лишены права участвовать в такого рода делах… Как я уже писала тебе, тотчас по приезде я отправилась для переговоров к тому парижскому нотариусу, который прислал тебе выдержку из завещания, где ты назначался опекуном. Он сразу же перевел доверенность на имя своего старшего клерка, так часто делают, сказал он. И мы получили возможность действовать… У мирового судьи я просила включить в опекунский совет трех родственников со стороны Лизы: двух молодых кузенов, Октава Муре и Клода Лантье, и свояка, господина Рамбо, живущего в Марселе; затем с нашей стороны, со стороны Кеню, я выбрала племянников Ноде, Лиардена и Делорма. Как видишь, весьма солидный совет, он сделает все, что мы сочтем нужным для блага ребенка… Ну вот, на первом же заседании они назначили заместителя опекуна, которого я выбрала, разумеется, среди родственников Лизы, некоего господина Саккара…

— Тс! Она просыпается, — прервал их Лазар.

И действительно, Полина широко открыла глаза. Не шевелясь, она с изумлением смотрела на беседующих людей; затем улыбнулась и, сломленная усталостью, сомкнула веки. Ее неподвижное личико снова приобрело беловато-прозрачный оттенок камелии.

— Это биржевик Саккар? — спросил Шанто.

— Он самый. Мы встретились, я беседовала с ним. Очаровательный человек… Голова его забита делами, и он предупредил меня, что нельзя особенно рассчитывать на его помощь… Ты понимаешь, нам никто не нужен. Раз мы берем девочку, значит, берем навсегда, не правда ли? Я не люблю, чтобы вмешивались… Таким образом все было улажено. К счастью, твоя доверенность давала необходимые права. Сняли печати, сделали опись имущества, продали с торгов колбасную. Ну и повезло же нам! Два покупателя, бешеная конкуренция, девяносто тысяч франков наличными! Кроме того, нотариус нашел в бюро ценные бумаги на шестьдесят тысяч франков. Я поручила ему купить еще. И вот сто пятьдесят тысяч франков в надежных процентных бумагах; я рада, что получила их тут же, как только передала старшему клерку документ, освобождающий его от полномочий, и расписку, которую просила тебя выслать с обратной почтой… Вот смотрите!

Она снова сунула руку в саквояж, достала объемистую пачку ценных бумаг, положенных в картонный переплет старой приходо-расходной книги колбасного магазина, из которой были вырваны все страницы. Ее зеленый верх с прожилками под мрамор был покрыт жирными пятнами. Отец и сын с изумлением смотрели на это богатство, свалившееся на изношенную скатерть их стола.

— Мама, чай остынет, — сказал Лазар, бросая наконец перо. — Можно вам налить?

Он встал и наполнил чашки. Г-жа Шанто не отвечала, устремив взгляд на бумаги…