- Я понятия не имел, что она такая старая, - сказал я.
- Да, она старовата, - сказала Лидия, словно это было совершенно естественно.
- Разве у нее есть ребенок? - спросил я.
- Да, она повсюду таскает его за собой и никогда не оставляет его с нами. Она все боится, что мы собираемся его съесть.
- Это мальчик?
- Мальчик.
- Сколько ему лет?
- Он у нее уже довольно давно. Но я не знаю точно сколько ему лет. Мы считали, что в ее возрасте не стоило бы иметь ребенка. Но она не обращает на нас внимания.
- Чей это ребенок?
- Хосефины, конечно.
- Я имел в виду, кто его отец?
- Нагваль, кто же еще?
Ситуация была явно нелепой и неприятно действующей на нервы.
- Я полагаю, что в мире Нагваля возможно все, - сказал я.
Это были скорее мысли вслух, чем комментарий для Лидии.
- Еще бы! - сказала она и засмеялась.
Гнетущая атмосфера этих обветренных холмов стала совершенно невыносимой. В этой местности воистину было что-то вызывающее отвращение, а Хосефина стала последним ударом. Вдобавок к уродливому, старому, зловонному телу и отсутствию зубов, видимо, у нее был еще и паралич каких-то лицевых мышц. Нервы левой стороны ее лица, судя по всему, были повреждены, что очень неприятно деформировало ее левый глаз и левую половину рта.
Мое настроение стало совершенно гнусным. Меня утешала только одна мысль, что я в любой момент могу собраться и уехать.
Я пожаловался Лидии, что плохо себя чувствую. Она засмеялась и заметила, что меня, безусловно, испугала Хосефина.
- Она на всех так действует, - сказала Лидия. - Все ненавидят ее характер. Она противнее таракана.
- Помню, я как-то видел ее, но тогда она казалась молодой.
- Все меняется, - философски произнесла Лидия. - Так или иначе. Посмотри на Соледад. Какая перемена, а? И ты изменился. Я помню тебя менее массивным. Ты все больше становишься похожим на Нагваля.
Мне хотелось сказать, что перемена Хосефины была отвратительной, но испугался, что она услышит меня. Я посмотрел на обветренные холмы на противоположной стороне долины. Мне хотелось немедленно сбежать от них.
- Нагваль дал нам этот дом, - сказала Лидия, - но он не предназначен для отдыха. У нас был другой дом, прежде чем этот стал воистину превосходным. Это место для накопления силы. Эти горы там, наверху, подгоняют, что надо.
Уверенность, с которой она читала мои мысли, выбила меня из колеи. Я не знал, что и сказать.
- Мы все по натуре ленивы и не любим напрягаться, - продолжала она. - Нагваль знал это, потому и поместил нас сюда, чтобы это место подгоняло нас.
Резко встав, она сказала, что хочет есть. Мы прошли на кухню, отгороженную только двумя стенами. В открытом конце ее, справа от двери, была глиняная печь; в другом конце, где стенки образовывали угол, находилась большая площадка для еды с длинным столом и тремя скамейками. Пол был вымощен галькой. Плоская крыша находилась на высоте около десяти футов и опиралась на обе стены и на толстые брусья с открытой стороны.
Лидия положила мне из горшка миску бобов с мясом, приготовленных на медленном огне, и подогрела несколько небольших лепешек. Вошла Роза, села рядом со мной и попросила Лидию дать еды и ей.
Я внимательно наблюдал за тем, как Лидия большим черпаком набирала бобы и мясо. Создавалось впечатление, что она на глаз отмеряет точную порцию. Она, должно быть, заметила, что я удивлен ее манипуляциями. Отобрав два или три боба из миски Розы, она положила их обратно в горшок и в этот момент я краем глаза заметил входящую Хосефину. Посмотреть на нее я не решился.
Она села напротив меня. Я почувствовал тошноту. Я понимал, что не смогу есть, пока эта женщина смотрит на меня. Пытаясь снять напряжение, я шутливо сказал, что в миске у Розы оказалось еще два лишних боба, а она и не заметила. Лидия отделила два боба с точностью, заставившей меня задохнуться от изумления. Я нервно засмеялся, зная, что как только Лидия сядет, я вынужден буду оторвать взгляд от печки и повернуться к Хосефине.
В конце концов мне пришлось нехотя взглянуть на Хосефину. Наступила мертвая тишина. Я недоверчиво уставился на нее. От удивления я раскрыл рот и услышал громкий смех Лидии и Розы. Мне понадобилось немало времени для приведения своих мыслей и чувств в относительный порядок.
Напротив меня сидела не та Хосефина, которую я видел совсем недавно, а очень хорошенькая девушка. Черты ее лица не были индейскими, как у Лидии и Розы; она скорее походила на женщину латинской расы. У нее был светло-оливковый цвет лица, очень маленький рот и прекрасный точеный нос, мелкие белые зубы и коротко подстриженные вьющиеся черные волосы. Кроме того, у нее на левой щеке была ямочка, делавшая ее улыбку особенно милой и несколько дерзкой.
Это была та девушка, которую я мельком видел несколько лет назад. Она стерпела мой пристальный осмотр. Выражение ее глаз было дружелюбным. Мною постепенно овладела неконтролируемая нервозность. В конце концов я стал корчить из себя шута, отчаянно изображая неподдельное замешательство.
Они смеялись, как дети. Когда их смех стих, я попросил рассказать о цели маскарада Хосефины.