Собрание сочинений (Том 1) (-)

Дом на Галерной был старый, с темной прихожей, со скрипучим паркетом, со старомодной потертой мебелью. Большая часть комнат была закрыта.

Семья Смольковых, издавна жившая в этом мрачном дому, теперь частью вымерла, частью разбрелась по свету. И все эти ветхие диваны, темные картины, скрипучие полы наводили Николая Николаевича на грустные размышления. Дом очень походил на усыпальницу.

Николай Николаевич и сам понимал, что нужна бы ему обстановка, где не стыдно принять светскую женщину. Однажды в светлую минуту он заказал даже эскиз кокетливой мебели в модном магазине, но не было денег. Денег, денег, денег, все равно сколько, все равно откуда - только бы жить беспечно, а то хоть пулю в висок!

Так раздумывал Николай Николаевич, мрачно вылезая из пролетки у подъезда своего дома. Тит отомкнул дверь, молча принял трость, пальто и цилиндр и вдруг усмехнулся углом рта...

- Что? - спросил Николай Николаевич,- прошел в столовую и сел на стул. - Был кто-нибудь?..

- Что был! - ответил Тит насмешливо. - И сейчас в спальне сидит!

- Кто? - Николай Николаевич испуганно приподнялся. - Она?

Тит кивнул головой. Николай Николаевич осторожно отодвинул стул и, шепча: "Скажи ей, что я уехал надолго", на цыпочках побежал в переднюю.

Но в это время дверь с треском раскрылась, и на пороге показалась коренастая рыжая молодая женщина в шляпе, с зонтом в руке.

- Ах, ты здесь? - воскликнул Николай Николаевич сладким голосом. - Как мило!

Густые брови Муньки Варвара, изломанные у висков, сошлись, ноздри короткого и тупого носа раздулись, и челюсть выдвинулась вперед, как у волкодава.

- Здесь! - протянула Мунька, и грудь ее колыхнулась. - И сундук мой здесь, жить приехала...

Николай Николаевич подвинулся к Титу и вдруг закричал:

- Вон из моего дома! Тит, гони ее в шею...

С прошлого еще года привыкла Мунька к характеру Смолькова, поэтому сейчас ни капли не испугалась, подняла зонт и ударила китайскую вазу, которая сейчас же разбилась...

- Не то еще будет, голубчик, - и Мунька проткнула зонтом картину... Затем разбила абажур, опрокинула ногою стол и остановилась, сверкая глазами. - Что? Видел?

Николай Николаевич во все время этих действий присмирел и сел на стул у двери. Тит подбирал осколки.

Характер у Муньки был решительный, такие сцены в прошлом году повторялись нередко, и Николай Николаевич, оберегая себя, обычно затихал, садился на стул в раскрывал зонт, уверяя, что идет дождик. На Муньку, как на первобытного человека, действовало это умиротворяюще, - она принималась хохотать, взявшись за живот. Но сегодня чувствовала, что Николай Николаевич не совсем в ее власти.

- Слушай, - сказала Мунька, - ты, мозгляк, с другой связался?

Николай Николаевич, не отвечая, топнул ногой,

- Что вы пристаете? - сказал Тит. - Мало вам набезобразничали!

- Я набезобразничала! Да я еще с ним разговариваю. - Она проворно вытащила булавки и швырнула шляпу на стол вместе с зонтом и жакетом. Идиоты несчастные! Кончено! Остаюсь! - Она поправила волосы и села.

Николай Николаевич громко вздохнул...

- Тит, - сказала Мунька, - принеси сыру, фруктов и бутылку шампанского. Хлеба не забудь...

- Денег нет, - сказал Тит мрачно.

- Честное слово, один рубль остался, - Николай Николаевич радостно подскочил на стуле.

- В таком разе, колбасы купи и водки. Поедим и в кровать...

Тит не двигался. Мунька задышала сильно.

- Сходи, Тит, купи, - поспешно сказал Николай Николаевич.

Тит убежал. Мунька сообщила, что "тело тоскует, пойти корсет снять", и, шаркая башмаками, пошла в спальню. Николай Николаевич, облокотясь на колени и сложа руки ладонями вместе, сидел не шевелясь... Все на свете ополчилось против него. Господи, где же выход? Николай Николаевич одним глазом поглядывал на темную иконку в углу, не совсем уверенный, что бог поможет... "Жениться разве на самом деле? Сонечка Репьева, наверно, глупа, толста, влюбчива, - барышня из провинции. Очень, очень плохо".

Вернулся Тит с колбасой и водкой, вышла Мунька в розовом капоте, который все время запахивала, чтобы мальчишка задаром не глядел на ее прелести, и принялась за еду. Выпивала, крякала, ела колбасу, задрав ногу на колено.

Николай Николаевич глядел на Муньку, и к ненависти его примешивалось странное уважение перед силой девушки и здоровьем... "Жует вкусно и твердо, так что даже щекотно в скулах, и пища, наверно, отлично переваривается в желудке; ляжет в постель и тотчас заснет. жаркая, как печь, и будет видеть глупые сны, а наутро их расскажет... Но все-таки Мунька свинья", - подумал он.

В это время позвонили в прихожей... Тит побежал отворять и сейчас же вернулся; лицо у него было испуганное и отчаянно любопытное.

- Князь Тугушев! - сказал он вполголоса. Мунька весело подмигнула. Николай Николаевич кинулся к ней, шипя: "Уйди же, уйди", затем метнулся в прихожую. Мунька проворчала: "Вот еще, у князя глаза не лопнут на меня смотреть, не чужие, слава богу..."

В прихожей, снимая перчатки, стоял князь. Руки он Николаю Николаевичу не подал, а, глядя на вешалку, сказал по-русски: "Мило, очень мило..."