Собрание сочинений (Том 1) (-)

- Давай умрем, умрем вместе, случайная моя подруга, - воскликнул он, наконец, и положил на ее плечи холеные руки.

Баба всплеснулась и заголосила:

- Жалостный ты мой, соколик, ягодка малиновая, сиротка бесталанная.

Брови ее подпрыгивали, лицо расстроилось, один нос не участвовал в общей скорби, вздернувшись как будто еще веселее.

- Умрем, умрем! - лепетал дворянин, и неудержимо потянуло его на участливую грудь.

Когда затем, с зажженным канделябром, вошел Филимон, у окна на кресле сидела баба, а у нее на коленях томный и слабый дворянин. Помигав на вошедшего слугу, он прошептал:

- Филимон, зачем свет, у нас есть луна. Филимон, пятясь, прихлопнул за собою дверь и, поставив канделябр на сундук, принялся беззвучно смеяться.

АРХИП

1

Над белой скатертью, растопырив лохматые ноги, висит паук, у абажура легко кружится зеленокрылая мошкара, карамора обжег длинную лапу и волочит ее по столу... Шелестит плющ у балкона, и возится сонная птица в кустах.

Александра Аполлоновна Чембулатова разламывает бисквит, качая черной наколкой, которая на седых ее волосах похожа на летучую мышь.

- Сад охраняет Володя, - говорит Александра Аполлоновна и ласково взглядывает на собеседника своего, молодого помещика и соседа, Собакина, я подарила ему пистолет.

Собакин улыбается, раздвигая розовые и полные щеки.

- Я вас уверяю, что нет никакого Оськи-конокрада. Увели у попа тройку, и по уезду полетели слухи - пришел, мол, Оська, а Оська просто собирательное имя, - народная фантазия одарила его таинственной силой и удальством.

Старушка покачала головой.

- Нет, все это верно; украл лошадей он вечером, а наутро видели его уже за триста верст...

- Разве видели?..

- В том-то и дело; говорят, он необыкновенно низкого роста, лыс, силен и с большой, до пояса, черной бородой...

Собакин чуть-чуть улыбнулся и пожал плечами.

- Появлялся он в уезде два раза, - продолжала старушка, - и наводил такой страх, что помещики приковывали лошадей, а конюхам давали ружья заряженные... И все-таки умудрялся.

- Если его знают в лицо, почему не поймают?

- Мужики никогда не выдадут, боятся, что палить будет, как сжег он вашу Хомяковку года за три до вашего сюда приезда.

- Право, Александра Аполлоновна, я начинаю бояться.

- Вам-то особенно надо позаботиться; имея такого жеребца, я бы ночи не спала, все караулила...

- Да, Волшебник - чудо что за лошадь; увидите, на рождестве поведу его на бега.

- Да, нехорошо, нехорошо; тем более что ваш Архип...

- Нет, Архип мрачный, но очень надежный; мужик косматый, глаза волчьи, но верный...

- Ох... ох... - сказала старушка.

Из сада на балкон вышел гимназист, положил пистолет на перила и застонал:

- Бабушка, чаю.

- Осторожнее с пистолетом, смотри, куда кладешь, - заволновалась Александра Аполлоновна.

- Он, бабушка, не заряжен.

- Все равно. - И бабушка, шурша широким платьем, поднялась и загородила пистолет салфеткой.

- Что, Володя, как твои разбойники? - спросил Собакин.

- Ничего, - набивая рот ватрушками, говорит Володя.

- Убил кого-нибудь?

- На плотине за ветлами кто-то, кажется, стоит, только на плотину ходить страшно.

- У пруда ночью сыро, - сказала Александра Аполлоновна.

Гимназист лукаво прищурился.

- А у меня, бабушка, порох есть...

- Откуда ты взял! Отдай сию минуту... Володя, ке смей убегать. Пожалуйста, Собакин, догоните его, отнимите у него порох.

Улыбаясь, Собакин сошел в сад и скоро пробегал уже мимо балкона, размахивая руками, потеряв всю солидность, а Володя, приседая, визжал, не давался в руки.

"Дети, дети", - подумала Александра Аполлоновна и стала считать, как в столовой часы били одиннадцать.

- Володя, где ты? - позвала она. - Иди спать, - одиннадцать часов...

В это время мимо изгороди проскакал верховой, встал у крыльца, и чей-то чужой голос позвал:

- Барин Собакин здесь?

- Кто спрашивает? - по-хозяйски сухо ответила Александра Аполлоновна.

- Работник их, Михайло.

На балкон, обняв за плечи гимназиста, вошел, отпыхиваясь, Собакин.

- Кто меня спрашивает? Это ты, Михайло? Что случилось?

- Несчастье у нас, барин, - сказал из-за плетня невидимый работник, увели Волшебника.

Когда Собакин, во весь опор скакавший по темному полю, влетел, пыльный, на вспененном коне во двор, у растворенной конюшни, размахивая фонарем, галдели мужики.

- Что, Волшебника увели? - крикнул Собакин.

- Беда-то какая, не доглядели...

Собакин побежал в конюшню. Болт у стойла был сорван, и под наружной стеной у пола сквозила дыра, в которую, должно быть, и пролезли воры...

- А где Архип? - спросил Собакин.

- Будили мы его, спит, пьяный.

На вороху сена, закинув бледное в черной шапке волос лицо, лежал Архип.

- Жив, ничего, не тронули, пьяный очень, - успокаивали работники.

- Облейте его водой, вот мерзавец.

Принесли конское ведро, подняли Архипу голову и полили.

- Лейте, лейте все ведро.

Когда голова, рубаха и порты намокли, Архип приподнялся, сел и повел налитыми кровью глазами.

- А? - спросил он.

- Архип, где Волшебник?

Сутулый Архип поднялся и долго осматривал болт и обрывок недоуздка, в дыру даже заглянул и так же спокойно ответил:

- Увели, барин. Не досмотрел...