Собрание сочинений (Том 1) (-)

Вместо ответа дверь дернули, крючок соскочил, и из темноты сеней просунулась лохматая, злая голова Назара... . - Здесь они, - сказал Назар...

За ним, возбужденные, тесня друг друга, двинулись в комнату мужики...

6

Миша, войдя в свою комнату, поставил свечу и, подперев щеку ладонью, сел на диванчик, на котором обычно спал под шубой даже в летнее время.

В узкой комнате, с единственным окном в сад, пели комары. На подсвечнике тонко жужжала муха, опалив крылья об огонь.

Миша стал жалеть себя и громко вздыхал, стараясь поддерживать возникшие при встрече с маменькой черные мысли.

- Пусть, пусть, - повторял он, теперь уже позабыв, что "пусть", а в голову лезли сладкие воспоминания.

Припоминался весь сегодняшний день, и образ Катеньки, еще более прекрасный и туманный, выглянул из темного угла.

- Катя, Катюрочка, - проговорил Миша громко и до слез умилился, лег на диван, прикрылся тулупом.

Продолжая думать о сладком, вспомнил Миша одну ночь, когда не мог заснуть на этом диванчике, зная, что на дворе, в угольном сарае, спит девушка (имени ее он теперь не помнил) с голубыми глазами. Миша ворочался тогда под шубой, глядел на серый квадрат окна и распалялся, хоть не живи. Сознательно в первый раз решил он тогда обмануть маменьку - утаить, что хочет сделать, и вылез в окно. Девушку он увидал сразу - спала она между двух баб, слегка всхрапывая во сне. Нагнувшись, Миша различил тоненькую ее руку, положенную на грудь, и вытянутую ногу в шерстяном чулке и лапте... Еще раз превозмогая стыд, приподнял Миша платье и хотел поцеловать белую ногу выше мочалки, подвязанной под коленом, но локтем задел соседнюю бабу. Баба заворочалась. Девушка вздохнула и подобрала ноги... Миша в страхе прижался к земляному полу.

- Кто тут? - спросила баба громко. - Ах ты бесстыдник, вот маменьке пожалуюсь...

Миша выполз на волю и долго кружил около каретника, забредая в канавку и все думая о мочалке...

Потом, на следующий день, сорвал дыню и понес той девушке на работу.

Увидав рядом с ней вчерашнюю бабу, сел поодаль и, глядя в сторону, стал дыню есть. Тогда явился конюх Василий и сказал, что за эту самую дыню покажет Мише фокус - протащит сквозь щеку иглу с ниткой. Миша не поверил. Конюх Василий вынул из картуза иглу с черной ниткой и начал изнутри прокалывать щеку. Игла шла туго, и Миша морщился, потом Василий все-таки проткнул и, захватив конец пальцами, протащил иглу и нитку. На щеке осталось черное пятнышко. Съев дыню, Василий стал рассказывать такие штуки про девушку с мочалкой, что Миша убежал, расплакался.

- Трус, - теперь ругал себя Миша, - постоянно упускал случаи. Когда Катенька меня поцеловала - нужно было решительно поступить. Эх!

Это было настолько очевидно, что Миша приподнялся, замычав от боли. Потом опять повернулся, лег на спину, продолжал думать.

Мысли бежали, бежали, бежали, но, добежав до маменьки Лизаветы Ивановны, спутались, и получилась каша - черт знает что...

- Маменька, маменька! - повторил Миша. - Вот поеду завтра в Марьевку и сделаю предложение. Хочу жениться - и все тут... Я в расцвете лет.

Миша не помнил - долго ли пролежал так, думая и вздыхая. Проснулся он в восемь часов и глядел на обои, пока не вошла Лизавета Ивановна и сразу дребезжащим голосом проговорила:

- Спишь все, лентяй... и так тебя низ перетягивает.

- Какой там низ, маменька! - сказал Миша отчаянным голосом. - Ничего такого нет... я не позволю!

- Что?

- Мамаша, - продолжал Миша, натягивая на себя шубу и все более утверждаясь в самостоятельности, - мамаша, я жениться хочу!

И, не давая маменьке опомниться, окончил:

- Все равно - убегу, женюсь.

- На ком же, дурень, женишься? - удивясь, е любопытством спросила Лизавета Ивановна.

- На Катерине Павала-Шимковской. Вчера я предложение сделал.

- На потаскушке!.. Да ты с ума сошел! - Лизавета Ивановна всплеснула короткими ручками и вдруг засмеялась, трепыхаясь всем телом. - Одурел, одурел! Пойду в кухню, расскажу...

- Индюшка! - прошептал Миша. - Ах, Катенька, душа моя, если бы ты знала!

Он проворно выскочил из-под шубы, надел покойного папеньки сюртук, розовый галстук, часы и, обернув шляпу платком, чтобы не запылилась, пошел, топая ногами, на конюшню.

По пути он слышал из кухни захлебывающийся голос маменьки и визгливый смех кухарки Марфы. Но Миша не обратил на это внимания: мысли его были далеко, белые брови решительно сдвинуты, - страсть закалила сердце за эту ночь.

Гнедой мерин, добежав до косогора, откуда стали видны соломенные крыши Марьевки, колодцы, деревья на огородах и белый корабль церкви, пошел шагом, поводил боками.

От села в унылую степь шли тощие телеграфные столбы с подпорками, словно от усталости выставили подпорки. У перекрестка дорог, в ямах, росли кусты шиповника.

Рассказывали, что здесь стояла когда-то усадьба, но помещика убил его же кучер. Привязал к конскому хвосту и пустил в степь. Проезжая мимо ям, Миша остановил коня: навстречу ему, раздвигая ветки шиповника, поднялся человек. Поднявшийся взмахнул руками и присел, словно от безмерного отчаяния. Миша по шляпе и рубахе узнал Алексея,