Собрание Сочинений. Том 1. Произведения 1921-1941 годов.

Остается принципиальный вопрос. Как развлечь джентльменов девятнадцатого века серией сказок века тринадцатого? Стилистическая бедность «Тысячи и одной ночи» достаточно известна. В одном месте Бертон говорит о «сухом и коммерческом тоне» арабских прозаиков, противопоставляя его риторическим эксцессам прозаиков персидских; Литтман, новейший переводчик, обвиняется в интерполяции слов, таких как «спросил», «попросил», «ответил», на пяти тысячах страниц, не знающих другой, неизменно употребляемой формулы, кроме «сказал». Бертон щедро производит такого рода замены. Его словарь не менее разнообразен, чем его примечания. Архаизмы сочетаются с арго, канцелярский или морской жаргон — с технической терминологией. Его не смущает пресловутая английская гибридизация: он оправдывает не скандинавизмы Морриса и не латинизмы Джойса, но столкновение и расхождение тех и других. Изобилуют неологизмы и слова иностранного происхождения: «кастрат», «inconséquence», «hauteur», «in gloria», «bagno», «langue fourrée», «дело чести», «vendetta»[254], «визирь». Каждое из этих слов, должно быть, верное, однако когда их употребляют вместе, это производит впечатление фальши. Фальши удачной, поскольку такое лексическое — и синтаксическое — разнообразие иногда развлекает во время нудного чтения «Ночей». Бертон его узаконивает: сперва он чинно переводит «Sulayman, Son of David (on the twain he peace)»[255]; затем, вне прямой речи, он низводит его до Solomon Davidson[256]. Царя, бывшего для других переводчиков «самаркандским царем в Персии», он превращает в «а King of Samarkand in Barbarian-land»[257]; покупатель, для всех остальных «вспыльчивый», становится у него «а man of wrath»[258]. И это не все: Бертон целиком переписывает — с добавлением незначительных обстоятельств и физиологических характеристик — начальную и финальную истории. Так в 1885 году он открывает способ, с усовершенствованием (или reductio ad absurdum)[259] которого мы встретимся впоследствии у Мардрюса. Англичанин всегда выглядит лучше француза: стилистический разнобой Бертона состарился не так, как стиль Мардрюса, возраст которого очевиден.

Доктор Мардрюс

Судьба Мардрюса воистину поразительна. Ему приписывают моральное право быть самым точным переводчиком «Тысячи и одной ночи», книги восхитительного сладострастия, чей смысл до некоторых пор был скрыт от читателей то хорошим воспитанием Галлана, то пуританскими ужимками Лейна. Его почитают за гениальную дословность, которую блистательно постулирует непререкаемый подзаголовок: «Дословный и полный перевод с арабского», и намерение назвать книгу «Книгой тысячи ночей и одной ночи». История этого названия поучительна; давайте вспомним о ней перед тем, как перейти к Мардрюсу.

У Масуди^{435} в «Златых лугах и копях камней драгоценных» описан некий сборник, именуемый «Hezar Afsane» (в точном переводе с персидского — «Тысяча приключений») и называемый в народе «Тысяча ночей». Другой документ десятого века, «Фихрист»^{436}, пересказывает вводный сюжет цикла: об отчаянной клятве царя ежевечерне венчаться с девственницей, чтобы наутро ее обезглавить, и о решимости Шахразады развлечь его чудесными историями, пока над их головой не пролетят тысяча ночей и она не покажет ему дитя. Говорят, что вымышленная история — значительно превосходящая проходные и аналогичные истории благочестивого паломничества Чосера^{437} или эпидемии Джованни Боккаччо^{438} — появилась вослед названию, с тем чтобы его оправдать. Как бы там ни было, банальная цифра 1000 возросла до 1001. Откуда возникла еще одна ночь, без которой сегодня и обойтись нельзя, эта maquette[260] насмешек Кеведо — а затем Вольтера — над «Книгой всех вещей и еще множества других» Пико делла Мирандолы? Литтман предполагает здесь контаминацию турецкого выражения bin bir, буквально означающего «тысяча и один» и имеющего смысл «много». В начале 1840 года Лейн предложил более красивое решение: магическую боязнь четных цифр. В действительности же приключенья названия на этом не закончились. В 1709 году Антуан Галлан отказался от тавтологии оригинала и перевел «Тысяча и одна ночь», — название, известное сегодня по всем европейским переложениям, за исключением английского, предпочитающего «Арабские ночи». В 1839 году У. X. Макнотен^{439}, издатель типографии в Калькутте, — с замечательной проницательностью предложил для «Китаб алф лайла уа лайла» перевод «Книга тысячи ночей и одной ночи». Этот новаторский буквализм не остался незамеченным. В 1882 году Джон Пейн^{440} начал публиковать свою «Book of the Thousand Nights and One Night»; капитан Бертон в 1885-м — свою «Book of the Thousand Nights and a Night»; Ж. К. Мардрюс в 1899-м — «Livre des mille nuits et une nuit»[261].