Собрание сочинений, том 15

Императорская казна в течение некоторого времени находилась в состоянии истощения и продолжает пребывать в этом состоянии, причем была сделана тщетная попытка поправить положение путем распространения слухов о возможности выпуска emprunt de la paix (займа мира). Это было уж слишком даже для бонапартовской Франции. К займу, заключенному под предлогом войны, прибавить еще один заем, заключаемый под предлогом мира, — это был проект, неприемлемый даже для парижских биржевиков. Кое-какие робкие голоса кастрированной парижской прессы осмелились сделать намек, что благодеяния Второй империи столь же велики, сколь и дороги, ибо нация заплатила за эти благодеяния увеличением государственного долга на 50 %. Проект займа мира в 500000000 франков был поэтому оставлен — отступление, которое только придало храбрости г-ну Фавру, чтобы выступить с пространной речью в Corps Legislatif [Законодательном корпусе. Ред.] об угрозе «финансового краха» и разорвать в клочки цветистую газовую вуаль, которую императорский бюджетных дел мастер набросил на государственную казну. Критические замечания о характерных чертах декабрьского режима, на которые отважились г-н Фавр и г-н Оливье в Corps Legislatif среди «chiens savants» («ученых собак») этого мнимого представительства, а также бешеные нападки на интриги «старых партий»[78], которыми наводнена официальная, полуофициальная и официозная парижская пресса, одновременно свидетельствовали о наличии того неумолимого факта, что мятежный галльский дух снова возрождается из пепла и что продолжение господства узурпатора снова зависит от организации большого военного зрелища, как это имело место через два года после coup d'etat [государственного переворота. Ред.] и еще через два года после завершения крымского эпизода. Ясно, что самодержец Франции и самодержец России, под давлением одной и той же настоятельной необходимости бить в военные литавры, действуют во взаимном согласии. В то время как полуофициальные бонапартистские памфлеты предлагали прусскому принцу-регенту создание «Германского союза», связанное с «моральной компенсацией» в пользу Франции, император Александр, как это недавно утверждалось публично в изданиях германского «Национального союза»[79] и не было опровергнуто берлинской правительственной прессой, открыто предложил своему дяде присоединение к Пруссии всей Северной Германии до самого моря, на том условии, что Франции будут отданы рейнские провинции, а на продвижение России на Дунае будут смотреть сквозь пальцы. Именно это обстоятельство — одновременные заявления обоих самодержцев — и вызвало свидание в Теплице австрийского императора с принцем-регентом[80]. Однако на тот случай, если бы предпринятое ими искушение Пруссии не удалось, петербургские и парижские заговорщики приберегли потрясающий инцидент с сирийскими убийствами; последний должен был послужить поводом для французского вмешательства, которое открыло бы всеобщей европейской войне лазейку с черного хода в том случае, если бы она не смогла пройти через главные ворота. Что касается Англии, то я лишь добавлю, что в 1841 г. лорд Пальмерстон снабдил друзов оружием, которым они владеют и поныне, и что в 1846 г., путем соглашения с царем Николаем, он фактически уничтожил турецкое господство, обуздывавшее дикие племена Ливана, и выговорил для них мнимую независимость[81], которая с течением времени и под умелым руководством иностранных заговорщиков могла породить только кровавую жатву.