Собрание сочинений (Том 2)

Он понимал: кому угодно в конце концов осточертеет праздность. Очень приятно заставать ее дома, когда ни забежишь; но это - собственнические, буржуазные инстинкты; человек должен трудиться. Стал советоваться с товарищами в редакции и в типографии, как бы пристроить ее на работу. Но ничего еще не успел придумать и ни от кого получить совета, как она ему сказала с воодушевлением:

- Знаешь, я устроилась!

Ее пригласили к себе инвалиды - буфетчицей. Как буфетчицей, у них и буфета нет? Ну, ради нее, Зои, организуют. Ну, не ради нее, конечно; просто жизнь им подсказывает. Ведь не все посетители хотят непременно пить за столиком кофе или есть мороженое, некоторым желательно просто купить пару пирожков, или даже один пирожок, и унести с собой, для ребенка или чтобы съесть в обеденный перерыв. И таких посетителей гораздо больше даже. Вот для них-то и организуется буфет, и Зоя будет буфетчицей. Она кружилась и веселилась, сообщая все это.

- Ты подумай, какая работа: чистенькая! Прелесть! Я стою в шелковом фартучке! Вся в ароматах! С маникюром!.. Теперь мне обязательно придется сделать маникюр!

- Ты, значит, будешь занята днем и вечером, - сказал Севастьянов, мы никуда не сможем пойти вместе.

"У инвалидов дела обстоят неважно, - подумал он, - они берут ее за красоту, как та балетная группа".

Зоя не дала ему говорить:

- Ты подумай! Ни на трамвае не нужно! Ни пешком! Перебежать двор, и я на работе! Никакая погода не страшна! И ты представляешь, как мне пойдет маникюр! Ты представляешь: ногти - как розовые миндалины!

Что он мог ей предложить вместо этих радостей? Ровным счетом ничего. Разве - и то предположительно - что-то вроде памятной ему работы на картонажной фабричке... Зоя кружилась перед ним, раздувая свое светлое новое платье. Он перестал возражать.

Главный инвалид, сине-черный, усатый, с очень толстыми бровями, остановил его во дворе.

- Товарищ Севастьянов, ваша супруга любезно согласилась поработать у нас в кафе. Если вы, может быть, имеете насчет этого какие-нибудь мысли, то я вам вот что скажу я сам отец, имею дочь, и ни я, никто в "Реноме" не допустит даже тени чего-нибудь! Даже тени, товарищ Севастьянов!

- Она согласилась, - сказал Севастьянов, - значит, она тоже так считает. - Он поспешил уйти, этот разговор его смущал.

А после главного инвалида поймал его Кучерявый.

Он вышел из своей пещеры - темных больших сеней, где смутно виднелись куда-то ведущие двери, - и захромал к Севастьянову, окликая невнятно:

- Эгей! Эй! А ну!

В белой куртке нараспашку, карандаш за ухом, блокнот в нагрудном кармане. Волосы - матрацные пружины. Белое лицо - ком сырого теста, и на нем маленькие, темные, подвижные, рассеянные, соображающие глаза. В первый раз (и последний) стоял он так близко от Севастьянова.

- Вы что же, - негромко и как-то пренебрежительно спросил Кучерявый и, склонив голову, устремил свой подвижной взгляд на севастьяновские сандалии, - вы, значит, ничего не имеете против, чтобы Зоя поступила в кафе?

"Это уже безобразие, - подумал Севастьянов, - еще и этот будет вмешиваться? Ему-то что?"

- Почему я должен быть против? - спросил он.

Кучерявый раздумчиво вскинул голову и смотрел ему на лоб с выражением отвлеченного интереса, словно решал в уме задачу, - казалось, сейчас вынет из-за уха карандаш, из кармана блокнот и запишет решение.

- Так ведь с улицы придет кто хочешь, - сказал он все так же пренебрежительно-безразлично.

- Ну придет, - нетерпеливо сказал Севастьянов, соскучась ждать, когда он решит свою задачу, - и что из этого следует?

- Придет и будет ходить, ему не воспретишь.

- Не понимаю.

- Наговорит сорок бочек арестантов, - уронил Кучерявый.

- Не понимаю! - повторил Севастьянов, хотя уже понимал и начинал пылать гневным пламенем.

- И уведет, только ты ее и видел, - вздохнул Кучерявый, от вздоха колыхнулись его бабьи покатые плечи.

- Иди ты знаешь куда! - сказал Севастьянов.

- Постой! - негромко вскрикнул Кучерявый вслед. - Эгей! Да ну! Погоди!..

Севастьянов не оглянулся. Он не сказал об этом разговоре Зое. (Первый и последний его разговор с Кучерявым.) Эти пересуды за ее спиной - черт знает что.

Инвалиды сшили Зое шелковый фартучек и наколку. Зоя побывала в парикмахерской и сделала маникюр. С ногтями как розовые миндалины, с белой наколкой на темных волосах, встала она за прилавком в "Реноме", забавляясь так же беззаботно, как забавлялась полгода назад клубной сценой и пачками из марли.

43

Дни и недели, которые за этим следовали, Севастьянов никак не может восстановить подробно и стройно. За далью, за тогдашним смятением, слишком многое сместилось в памяти, одни события распались на куски, на не связанные между собой сцены, лица, голоса, а другие события выросли несоразмерно своему значению...

Когда на страницах "Серпа и молота" стало мелькать имя Марии Петриченко?.. Это была селькорка, писала о работе делегаток женотдела, о рыбацкой артели, еще о чем-то. Заметки были подписаны: хутор Погорелый, Маргаритовского сельсовета.