Собрание сочинений (Том 2)

Два парня лежали во дворе под черешнями, обложившись книгами.

- Благодарю вас, - сказал Севастьянов хозяйке. - Простите, что побеспокоил.

- Пожалуйста, пожалуйста, - радушно сказала она. - Конечно, интересно бывает повспоминать свои молодые годы.

Он простился и пошел на вокзал.

Вечерняя жизнь закипала на улицах. Шла молодежь, одетая легко и светло, по-южному. В кино "Гигант" окончился сеанс, разгоряченные толпы выливались из распахнутых дверей. Мужчины стояли в очереди у газетного ларька - ждали вечерку. В городском саду играла музыка, и у входа в сад продавали розы.

- Купите розочку! - сказала продавщица и протянула букет. Севастьянов приостановился, он явственно услышал голос, сказавший когда-то: "Купи мне розочку!" Представилось - в этой молодой толпе идет и Зоя с розами в руках. Остыла его страсть к ней и зажила обида; может быть, Зои уже нет в живых; но он еще раз увидел ее в цветении и ликовании, с розами в руках...

На вокзале зашел на телеграф и в толчее, у почтовой конторки, написал телеграмму жене.

"Был на Первой линии, - написал он, - видел твой дом".

Послезавтра утром он будет обо всем ей рассказывать, и глаза у нее будут влажные, ее зеленые милые глаза.

Он написал номер поезда и вагона, чтобы она его встретила. Отправив телеграмму, взял из камеры хранения свой чемодан, сел в поезд и поехал в Москву.

1958

КОТОРЫЙ ЧАС

Сон в зимнюю ночь

________________________________________

Роман-сказка

Я ЖИВУ В ЗИМНЕМ ЛЕСУ,

МНЕ ЗДЕСЬ НРАВИТСЯ, И ПО НОЧАМ СНЯТСЯ СНЫ

Скоро месяц, как я живу в этом зимнем лесу, в двухэтажном бревенчатом доме.

Очень славно здесь. В комнате тепло. За окошком путаница белых пушистых веток. На закате солнце их румянит. Но солнца в декабре мало. Большую часть короткого дня небо серенькое. На сереньком небе перепутанные белые ветки светятся серебряным светом.

Стол придвинут к окну. Серебряная путаница теснится у стекла, будто смотрит: что это там пишут на листке бумаги, чем там дышат?

Ставлю точку, иду погулять. С деревянного крыльца спускаюсь на дорожку. Она такая узкая, что двоим на ней не разойтись: кто-нибудь должен ступить в сугроб. И потому у всех здесь валенки в снегу до колен.

И плечи и шапки у всех посыпаны снегом.

Снег завалил все. Это нашествие белых зверей. Белые кролики, белые ласки, белые бобры, белые мыши полчищами нагрянули и обсели деревья. Белые медведи развалились на ветвях елей. Только эти могучие ветви в силах выдержать такую тяжесть: по десять - пятнадцать медведей на каждую елку!

А вдоль голых веток дуба, осины и клена сидят, уцепясь присосками, исполинские белые гусеницы.

И лес замер отягощенный. Стоит неподвижно, держа эту белую кладь. Так тихо - даже ворона каркает вполголоса. Подойдет товарищ, расскажет, о чем пишет. Другой подойдет, прочтет новые стихи. На стихи, как на огонек, потянутся люди. Идем гуськом по дорожке, стихи слушаем. Мечта, а не жизнь.

Наработаюсь за день, напридумываю, надышусь воздухом и прекрасными словами, а по ночам сплю крепко и вижу разнообразные сны. Скажем, сон про луну. Было полнолунье, и она, должно быть, светила мне спящей в лицо, прежде чем присниться.

Я увидела, будто стою на дорожке, а луна висит над крышей нашего лесного дома. (Не та Луна, куда мы посылаем ракеты и которую ухитрились сфотографировать с изнанки. Не космическое тело, не Луна с большой буквы нет, без изнанки, знакомая-знакомая, как соседка, которой каждый день говоришь "здравствуйте".) Висит низко, рядом с трубой. Так что если влезть на крышу, то можно ее - луну - просто взять руками.

"Эх, влезть бы, - думаю. - Вот по этому столбу, на котором держится навес крыльца, как я это делала когда-то, ах, как я влезала по столбам на крыши, когда была маленькая!" И мне жалко, что я уже не маленькая.

"Кто бы мне помог?" - думаю. В доме спят, темны и верхние окна, и нижние. Оглянувшись, вижу сторожа в длинном тулупе, с белой бородой.

- Будьте добры, - говорю, - не найдется ли у вас лестница, и если найдется, то не затруднит ли вас ее подержать, пока я буду лезть на крышу?

- Пожалуйста, - отвечает сторож, приносит лестницу, приставляет к дому и держит обеими руками. - Луну достать хотите? - спрашивает снизу. Может, дать вам сковородник, которым берут сковородку с плиты, чтобы вы не обожглись?

- А посмотрим, может, она и не горячая, - говорю я и ступаю на покатую крышу, обвешанную сосульками. Снег на ней переливается голубыми искрами. Луна справа от трубы, тень трубы ложится влево, будто наведенная черной тушью.

И верно: луна не горячая, напротив - от нее несет холодом, так она остыла на морозном воздухе. Она плоская, величиной с большую тарелку. Я ее снимаю, как зеркало со стены. Спускаюсь с нею осторожно, чтоб не разбить. Мы со сторожем ее вертим, рассматриваем всем известные трещинки и пятнышки. Лунный прожектор летает по лесу, и тени летают, и вспыхивают то тут, то там груды голубых алмазов.

- Разбудите всех! - говорю я сторожу. - Во все окна стучите, это надо показать всем!