Убрать из столовой Генины вещи или не убирать?
Лариса увидит - расстроится.
Не расстроится, у нее теперь Павел Петрович...
Идут.
Дорофея встала и плотно прикрыла дверь спальни.
Идут девочки. Приостановились - увидели Генино пальто на стуле. Ничего не говорят. Щелкнул выключатель - Юлька, блюстительница порядка, потушила свет. Разошлись по комнатам...
- Мама? Это ты тут?
- Проснулся?
- Поздно уже? Зажги свет.
- Четыре без пяти.
- А-а-а-а! Самое время спать.
- Геня, там машина вся в снегу.
- А-а-а!.. Фу, черт. Теперь возись...
Он поднимается кислый, недовольный.
- Что же ты не разбудила раньше?
- Жалко было.
- Жалко... Согрей воды. Побольше. Дай веник.
Набросив шубку, она выходит с ним на крыльцо.
- Принеси лопату.
Она бежит в дом, берет ключ от сарая, бежит во двор, отпирает холодный неподатливый замок, приносит лопату, отгребает снег. На счастье, снег неглубокий, издали показалось страшней.
От горячей воды к мотору возвращается жизнь.
- Ну, пока, - говорит Геннадий, целуя ее.
Свет фар брызжет на белую улицу. Машина трогается...
А она стоит и смотрит, как убегают в зимнюю мглу два маленьких красных огонька.
Глава пятая
ДЕНЬ ЗАБОТ. ДЕЛА СТРОИТЕЛЬНЫЕ
Два человека сидят в просторном кабинете председателя горисполкома.
Один - худощавый, жилистый, с длинной шеей и грубыми складками на щеках, светлый открытый взгляд, светлые волосы, скорее взлохмаченные, чем вьющиеся, - сам председатель, товарищ Чуркин.
Другой - толстый, громоздкий, в отлично сшитом темно-сером костюме, с гладко остриженной круглой головой, с широкими отсвечивающими скулами товарищ Акиндинов, директор станкостроительного завода.
- Скажем, бани, - говорит Чуркин, ораторски поводя рукой, в которой дымится папироса. - Что получилось? Каждое предприятие построило для себя, одна баня другой великолепней, а в городских - старая провинция, понимаете.
- Да-да-да! - сочувственно соглашается Акиндинов.
Он вольно сидит в кресле и, закинув темную плюшевую голову, мечтательно смотрит в потолок. Ему приятно вспомнить о своей бане, она в городе лучшая. Два бассейна - в мужском и женском отделениях: не жалкие лужи, а бассейны-гиганты с проточной водой; все зимние занятия по плаванью, сдачи норм, городские соревнования происходят в этих бассейнах... А в предбанниках стоят пальмы. На судоремонтном - от скаредности, от непонимания масштабов эпохи - поставили искусственные пальмы, безвкусица; он поставил настоящие. Мировая банька, он сам любит мыться там, почти перестал пользоваться домашней ванной...
- Или взять трамвай, - продолжает Чуркин. - Та же картина. Потребности города не учтены.
- Да-да-да! - вздыхает Акиндинов.
О трамвае тоже приятно думать: как тогда наш завод изловчился - нам давали вагоны старого выпуска, а мы раздобыли новые вагончики, голубые, обтекаемые, с кожаными диванами - такие, как ходят в Москве. Другие заводы - те удовлетворились старым выпуском...
- Ведь строили как? - благодушно-доверительно поворачивается Акиндинов к Чуркину. - Экономия, Кирилл Матвеич! Берегли государственную копейку! Тянули по прямой, от завода к центру! Учитывали каждый метр! Вы же знаете, какой ответ с хозяйственника: сто раз прикинешь, прежде чем рубль истратить! И чем больше рублей тебе отпущено, тем больше спрос: куда девал? На что разбазарил? Ведь госконтроль придет - дрожим, Кирилл Матвеич, как мальчишки! Ведь вот наша жизнь какая!
На его монгольских скулах сияют светлые блики. Чуркин смотрит грустно и озабоченно. Он прекрасно понимает, для чего Акиндинов это все говорит. Не трамвай тут имеется в виду - трамвай дело прошлое. Это увертюра к разговору, который сейчас состоится и ради которого Чуркин пригласил Акиндинова заехать в горисполком.
- Сейчас, например, - продолжает Акиндинов, с тем же простодушным выражением бросаясь в самое пекло главного разговора, - уж мозговали, мозговали - где строиться? Не могу и вспомнить, сколько на эту тему заседали. И здесь и в главке. Подошли со всех точек зрения. И опять же, Кирилл Матвеич, некуда деваться - будем просить разрешения расширять старый поселок. Другого выхода нет.
Он широко разводит толстыми руками.
- Со всех точек зрения подошли, - говорит Чуркин, нервно давя папиросу в пепельнице, - кроме одной. Эту точку вы всегда игнорируете. Я буду возражать.
- Кирилл Матвеич, вы - власть. Где постановите, там и будем строиться. Но ведь вы без хозяйственного учета тоже постановления не вынесете, а учет, он что говорит? Что строительство при заводе даст колоссальную экономию. Мы к вам не с пустыми руками, Кирилл Матвеич, придем, мы же не самодуры какие-нибудь, не помпадуры, прости господи, мы придем с точными расчетами...
- И опять рабочий дыши вашим дымом.
- Вот уж нет, - живо возражает Акиндинов. - Нет, нет и нет, спросите саннадзор. Это на "Красной заре" дышат дымом. У нас воздух чище, чем в городе. И мы что еще делаем? Мы зеленый заслон увеличиваем между заводом и поселком. И фонтаны пустим. Сплошной будет кислород и озон.