- При чем - а вот при том! - сказала она и, стукнув, сломала карандаш. - Нарочно не хочешь понять, что тебе говорят! Какое ты имеешь право - без сохранения содержания? За чей счет? За мой? Зинаидин? Сашин?.. Ты сколько месяцев за пятилетку отработал? На проценты с какого такого капитала живешь? Чужим трудом живешь! Кто ты есть? Цель у тебя какая? Назначение твое? Можешь ты подумать наконец?..
Она все повышала голос, приходя в ярость, - ну вы подумайте, не вдолбишь ему, дурак он, что ли!.. Он рассердился:
- Пришел проститься по-хорошему... в кои веки что-то удалось... и на тебе, опять сцена! Жизни нет!.. Непременно живи так, как вам хочется...
- Кому это - "вам"?!! - крикнула она, вскочив, и уже не карандашом кулаком ударила по столу так, что услышали в приемной. - Отделяешься? Отказываешься? Мы, значит, особо, а ты - особо?.. Эй, Генька! Смотри!.. прокричала она бешено. - Под ноги погляди - куда идешь-то!..
Быстро вошла секретарша.
- Дорофея Николавна, вас к телефону, Дорофея Николавна, успокойтесь, - заговорила она...
Движением руки Дорофея велела ей молчать.
- Придешь ко мне, когда станешь человеком! - сказала она Геннадию. А пока не человек - не показывайся. Хватит с меня. Иди!
- Ах, так!.. Ладно! - сказал он и вышел.
- Ох, да что же мне делать! - простонала она, стиснув руки. - Какими словами говорить!..
Почувствовала - ноги не держат; опустилась на стул и подперла голову. Секретарша, испуганная, совала стакан:
- Дорофея Николавна, выпейте водички, что это вы, почернела даже вся, выпейте, расстроили вас...
- Явится - не пускать, - сказала Дорофея, еще задыхаясь. Глотнула воды и заплакала горячими слезами. - Вот видите, Тася, как... Сердце отдала - и видите, что получилось...
- Черт знает что! - фыркал Геннадий, шагая по улицам. Он не придал чересчур большого значения тому, что только что произошло: понервничала мать, а сейчас уж, наверно, одумалась и кается; не может она прогнать его всерьез... Но - кому приятно все-таки выслушать такое, как он выслушал? Да еще в учреждении, при секретарше, - на весь город пойдет... И погода испортилась, день помрачнел, забрызгал частый дождь, а Геннадий, как на грех, был без плаща. Эх, ну ладно, как-нибудь доживем этот неудачный день. Завтра утренним поездом - тю-тю, поехали!.. Одесса, Батуми, каюта первого класса, знакомства, шелковые пижамы, всего-то раз я был на юге, - когда мы с матерью ездили?.. В тридцать девятом, мне четырнадцать лет было, что я в этом юге понимал...
Так, утешаясь мыслью о предстоящих развлечениях, он дошел до автобазы. Требовалось заглянуть туда еще на четверть часа, чтобы подписать акт о передаче имущества. Отворив дверь диспетчерской, где две девушки одновременно разговаривали по телефону, Геннадий остановился: у стены на деревянном диване сидела Лариса, держа на коленях сумочку и зонтик.
"Что, и эта сделает сцену? Или попытается возобновить отношения?" Геннадий был убежден, что стоит ему захотеть, и Лариса бросит невзрачного человечка, что был с нею на вокзале, и вернется к нему, Геннадию. Смешно представить себе, чтобы после такого мужа она полюбила того человечка.
- А! - сказал он, мотнув головой. - Здравствуй.
- Здравствуйте, - ответила она, вставая. Руку не протянула. - Мне надо с вами поговорить.
- Ну, что ж, - сказал он, - заходите. - И отворил перед нею дверцу в закуток, носящий название кабинета: узкое, в ширину окна помещение за деревянной перегородкой, обставленное убого - стол, два стула и на стене железный прут с наколотыми на него бумагами, - поработала бы мать в таких условиях, у нее вон какой кабинет.
- Садитесь. - На "вы" так на "вы", оно и лучше: разошлись и соблюдаем дистанцию. Видимо, она не по поводу возобновления отношений. И сцены, кажется, не будет, спокойно держится Лариса.
В ней не было заметно волнения, только некоторая скованность. Солидней стала: развилась грудь, округлилась шея, движения плавные. Н-да, вкус у меня всегда был. Она понравилась ему, он принялся кокетничать: откинул волосы, засвистел, сделал интересно-задумчивое лицо. Она поглядела равнодушно на эти манипуляции и сказала:
- Я по делу. Нужно оформить развод.
Перестав свистеть, он кивнул с готовностью: можно оформить, почему не оформить...
- Можно и по одностороннему заявлению, - продолжала она, - но лучше, чтобы и вы подписали. Юрист составил заявление, я принесла. - Она достала бумагу из сумочки. Очень выигрывает женщина, когда у нее глаза не на мокром месте...
- Где подписать?
- Вот здесь подпишите.
- Здесь? Ага.
Он взглянул на нее долгим взглядом и с удовольствием увидел, что она краснеет.
- Так здесь, значит.
- Да, да.
"И с этим человеком я была близка", - подумала она с отвращением, в точности расшифровав его жесты и взгляды.